ТРАДИЦИИ И МОДА

После окончания полуфинальных игр чемпионата Европы 1968 года тренер сборной Англии Рамсей заявил, что в финал вышли не те, кто должен был в нем играть. Звание чемпиона Европы, по его мнению, должны были разыграть сборные Англии и Советского Союза. Однако, как ни лестен для нашей сборной отзыв Рамсея, вряд ли можно было считать его спортивным.

Конечно, в принципе англичане могли выиграть у югославов, а наши футболисты – победить итальянских. Но ведь не выиграли же, не победили! Спортивное же отношение к исходу состязаний – это прежде всего отношение нравственное. Рамсею, безусловно, было не слишком приятно, что сборная Англии, обладая титулом чемпиона мира, заняла в Европе лишь третье место. Да что поделаешь, сами условия (а если хотите, и диалектика спорта) таковы: коль скоро команда выиграла чемпионат – мира ли, континента, страны и т. д. – она пребывает в соответствующем чемпионским звании до окончания следующих состязаний такого же масштаба. Даже если сменился весь ее состав, сменились тренеры. Таков уж уговор, предшествующий всякому чемпионату. Но это, понятно, вовсе не означает, что до окончания новых состязаний победители прошлых действительно являются наилучшими, сильнейшими в стране, на континенте, в мире. Титул чемпиона – плата за заслуги. И еще, конечно, известный стимул на будущее. Но – не более того. Недаром ведь говорят, что завоевать чемпионство легче, чем его отстоять.

Условия же чемпионата Европы были, в частности, таковы, что ничейный исход в полуфинале оборачивается для одной из команд, благодаря жребию победой. Англичане проиграли югославам вчистую, итальянцам на жеребьевке повезло. Интересно, что писалось бы и говорилось о нашей команде, если бы жребий улыбнулся не итальянцам, а нам? К этой теме мы еще вернемся, а сейчас хочется подчеркнуть другое. Как и прежде, когда наша сборная терпела неудачи в состязаниях, имевших для нее престижный характер, в газеты тотчас устремился поток писем от болельщиков. Писем по преимуществу огорченных, подчас раздраженных, даже гневных, с требованием «оргвыводов».

С другой стороны, в прессе мы наблюдали иную картину. Спортивные обозреватели и специалисты футбола проявили гораздо большую терпимость. В самом деле, в их статьях почти не было резких выводов, обидных сравнений, столь характерных в аналогичных ситуациях прошлых лет. В чем тут дело? Ведь обозреватели и специалисты не согласовывали своих выступлений друг с другом, тем более – с Федерацией футбола. И самый факт того, что едва ли не все они стремились разобраться в случившемся спокойно, неторопливо, предпочтя эмоциям, анализ, безусловно отраден. Не исключено, впрочем, что этому способствовало в известной степени то обстоятельство, что сами чемпионы мира заняли на европейском турнире третье место, а мы – рядом с ними – четвертое.

Но возвратимся к вопросу о том, что было бы, если бы нашей сборной выпал счастливый жребий, а с ним, как минимум, и второе место. Отпала бы в этом случае нужда поставить ряд вопросов, обсуждаемых, кстати сказать, в прессе и по сей день? Кто знает. Ведь у нашей сборной бывали успехи – и они, помнится, кружили голову многим.

Но поскольку жребий был заблаговременным условием ничьих в полуфинале первенства Европы, а в самый полуфинал команда наша вышла в спортивной борьбе, давайте допустим, что и жребий оказался к ней благосклонным и благодаря ему она повторила результат сборной СССР 1964 года. А коли мы уж стали на путь предположений, давайте допустим далее, что из матча в Остраве с олимпийской командой Чехословакии наша сборная тоже вышла без травм и, прибыв в Италию в полном составе, выиграла тут первое место, повторив успех сборной СССР 1960 года.

А теперь скажите, неужели в этом случае мы снова позабыли бы, что титулы чемпионов, как они ни приятны, сохраняются за командами до окончания следующих чемпионатов лишь автоматически? И неужели, обрадованные успехом, перестали бы всерьез думать о дальнейших делах и планах сборной, как это произошло в 1960 году? Вряд ли. Четвертое место в Лондоне было немалым успехом по сравнению с выступлениями сборной в Швеции и Чили, тем не менее, именно после Лондона состоялся довольно широкий и откровенный обмен мнениями. Так что и нынешнему стремлению обозревателей и специалистов основательно разобраться в проблемах сборной способствовало, вероятно, не только то, что даже английская «команда-эталон» вынуждена была довольствоваться на чемпионате Европы третьим местом, но и, скорее всего, сама обстановка в нашем футболе, заметно изменившаяся в последние годы.

При всем том нельзя не учитывать той роли, которую всегда играло и продолжает играть мнение болельщиков. Вернее – той их части, которую в равной степени активно настраивают как неудачи, так и успехи сборной СССР. В первом случае – предельно агрессивно, во втором – восторженно-благостно. Розги или памятник – середины для них нет. Трудно сказать, правда, так ли уж велик процент этих болельщиков в общей массе любителей футбола.

Но хотим мы этого или не хотим, для футбольных обозревателей и специалистов вряд ли есть что-либо более трудное, чем высказывать суждения, заведомо непопулярные среди «активных болельщиков». Тем более что последние искренне убеждены в том, что репрезентативное мнение всей спортивной общественности выражают именно они.

Времени со дня победы, одержанной со счетом 3:0 сборной СССР в Москве над венграми в четвертьфинале первенства Европы, прошло сравнительно немного, и мы хорошо помним, как ртутный столбик на градуснике настроений «активных болельщиков» поднялся до граничной черты. Они почти не сомневались, что на полуфинальную игру со сборной Италии, в Неаполь, наша команда отправится только для того, чтобы сделать там пересадку в Рим – и не на утешительный матч, а на финальный. И тут-то две игры с олимпийской командой Чехословакии настолько остудили их пыл, что предстоящие, игры сборной СССР в Италии рисовались уже им, если помните, в самом мрачном свете.

Однако шут с ними, с «активными болельщиками!». Вспомним-ка лучше, что есть миллионы любителей футбола, придерживающихся (несмотря на свои безусловные симпатии к тем или иным командам) трезвых суждений об их состоянии и ближайших возможностях. Но поскольку такие болельщики есть у каждой команды, давайте поинтересуемся, что думали о московском матче СССР – Венгрия поклонники побежденной стороны? В самом деле, любопытно, а как же оценивалось поражение сборной Венгрии со счетом 3:0 у нее на родине? Я мог бы привести немало характерных цитат из венгерской прессы, но проще, пожалуй, припомнить, по аналогии, какова была реакция на проигрыш сборной СССР в Будапеште (со счетом 2:0) у нас.

Интересно, а как тот же самый будапештский матч оценивался в Венгрии? О, весьма и весьма воодушевленно! После второго же, московского, матча заинтересованные стороны как бы поменялись местами. Но вот вопрос: а как обстояло дело в действительности, если отбросить симпатии, эмоции? Начнем поэтому конкретный разговор о нашей сборной с объективного, а точнее – сугубо спортивного рассмотрения этих двух матчей – будапештского и московского. И тут прежде всего есть смысл выяснить, в чем состоят особенности двух состязавшихся команд, вначале – главные, т. е. устоявшиеся, характерные, а затем и конъюнктурные, связанные со спецификой момента.

Тренер сборной СССР Якушин после проигрыша в Будапеште говорил о том, что игра защитников его удовлетворила. Это заявление кое-кому казалось парадоксальным, если иметь в виду результат матча. Однако и у Якушина были основания. Планируя действия сборной СССР в Будапеште, он не мог не понимать, что соперники советской команды, играя первый четвертьфинальный матч на своем поле, сделают ставку на нападение. Тем более что примат форвардов является традиционным отличием венгерского футбола. В атакующем ключе играет обычно и венгерская полузащита. Спрашивается, мог ли Якушин рассчитывать на то, что за девяносто минут венгерским форвардам и полузащитникам не удастся ни разу пробить по воротам? Надеяться на это, конечно, было легкомысленно. Но нельзя ли свести число таких ударов до какого-то минимума, скажем, До 5–7 и притом с позиций не безусловно голевых? Эта задача представлялась, вероятно, Якушину посильной – и она действительно была выполнена защитниками сборной СССР. Что касается «неизбежных» 5–7 ударов, То, чтобы их взять, отразить – на то у команды и был вратарь. Причем вратарь способный, техничный, хорошо сыгранный с командой. Имеется в виду Пшеничников.

Хозяева атакуют, гости обороняются и по возможности контратакуют – такова формула едва ли не всех матчей Кубка европейских чемпионов, Кубка кубков, предварительных игр чемпионата мира, а теперь и – вплоть до полуфиналов – чемпионата Европы. Стратегия такого рода как бы запрограммирована самими условиями названных турниров. Порою она находит свое выражение даже в том, что, выиграв первый матч на чужом поле, команда затем откровенно «бетонирует» дома, понимая, что соперники в своем стремлении отыграться пойдут «ва-банк». Вы помните, наверное, что во втором финальном матче Кубка европейских чемпионов «Бенфика» – «Сент-Этьен» (первый на чужом поле выиграли португальцы) в оборонительных рядах своей команды постоянно фигурировал... Эйсебио! В сугубо оборонительном ключе, лишь изредка огрызаясь контратаками, провели, если помните, повторный матч с «Селтиком» и киевские динамовцы.

Однако и меняя тактику, в зависимости от конъюнктуры, команды обычно не теряют окончательно своего лица: стоит лишь удачно сложиться обстоятельствам – и оно тотчас проступает наружу. Так было и в матчах СССР – Венгрия, где острой, техничной, стремящейся к подавляющему контролю мяча и взрывной атаке ворот венгерской команде противостояла команда с монолитной защитой и тройкой сильных игроков нападения. И хоть Якушин остался недоволен игрой нападающих в первом матче, вряд ли все-таки они сыграли намного ниже своих возможностей. Тем более что центрфорвард Стрельцов, сочетающий обычно непосредственную атаку ворот с дирижированием, получил на сей раз (вероятно, в расчете на сюрприз для соперников) роль остро выдвинутого вперед тарана, в каковой игрывал разве что в юности. Да и вообще нельзя превращать в драму каждый неудачный удар форвардов. Несколько раз наши нападающие опасно угрожали воротам венгерской сборной, которые прекрасно защищал вратарь Фатер. Обе команды к тому же досконально знали друг друга. Серьезно, без сомнения, подготовились и исконно, так сказать, противоборствующие пары. Как вдруг накануне матча прихварывает Пшеничников. Вот это уже * действительно драма, хотя формально в запасе у сборной – первоклассный вратарь Кавазашвили. Но он не сыгран с защитой. Между тем этот момент, как вы понимаете, имеет важнейшее значение во всех играх – от футбола до водного поло. Откидка мяча или шайбы, подстраховка выбежавшего вратаря, предупреждение его рискованных выходов, заслоны и т. п. отрабатываются на тренировках и шлифуются в играх подолгу и в конце концов образуют стереотипы. Когда Пшеничников заболел, лучше всего, конечно, было бы вызвать из Москвы Яшина. Самолетом. Лучший вратарь мира, даже отсутствуя длительное время в сборной, мог надежно сыграть и экспромтом,– прежде всего потому, что он сам руководит игрой защиты, а кроме того, эта линия сборной взаимодействовала с ним не раз. Но вызов Яшина был невозможен. Его имя не значилось в заявке. В это время он сам лечился от травмы.

В ворота встал Кавазашвили – и пропустил два мяча, которые должен был, казалось, при своем классе отразить спокойно и четко.

Неуверенная (и крайне возбужденная одновременно) игра вратаря Тамаша привела и сборную Венгрии к столь крупному проигрышу.

Резюмируем: первый и второй матчи СССР – Венгрия (1968 года) были проиграны поочередно вратарями – и, как видим, по причинам, которые в немалой степени их оправдывают. В целом же это были матчи, равных по силам команд, хотя и каждой со своим лицом. И если «структурный анализ» венгерской команды не входит в наши задачи, то применительно к нашей сборной, выступления которой в 1964–68 годах характеризовал примат обороны (и подбор индивидуально сильных игроков нападения), необходимо сказать, что прямая связь между этими линиями прослеживалась гораздо меньше, чем обратная. Иными словами, форварды сборной СССР все эти годы были теснее связаны с защитой, чем она сама – с нападением! Эта тенденция ощущалась даже в лучших международных мачтах сборной 1964–1968 годов – официальном, московском, со сборной Венгрии и товарищеском, лондонском, со сборной Англии.

Каковы же причины такого разрыва между игрой защиты и нападения? И отчего он в этот период, чем дальше, тем больше углублялся и расширялся в сборной?

Начнем издалека.

Вы, наверное, заметили, что в футбольной терминологии последних лет не сыщешь, пожалуй, более модных слов, чем «диспетчер» и «универсализация». С тем и другим, действительно, связаны новые тактические поветрия.

Бразилец Диди – признанный родоначальник незнакомого прежде футболу диспетчерского жанра, Суарес и, особенно, Р. Чарльтон – наиболее известные футболисты этого амплуа сегодня. К слову сказать, именно в отсутствии у тренеров сборной Бразилии равноценной замены для Диди ряд обозревателей усматривал одну из главных причин неуспеха бразильцев на лондонском чемпионате. А насчет Чарльтона утверждают, что сборная Англии без него не была бы чемпионом мира. И в этом, возможно, есть резон, ибо независимо от того, четырьмя или пятью игроками действуют англичане в обороне, присутствует ли в их нападении тот или иной футболист; в тактическом рисунке чемпионов мира прежде всего бросается в глаза, что каждый игрок, получив (или добыв) мяч для розыгрыша, сразу же ищет Чарльтона. Впрочем, особенно искать его не приходится: Чарльтон всегда неподалеку от мяча, всегда в движении, а значит, и открыт. Причем открыт, как правило, очень удобно. Получается, что передать мяч именно ему легче всего. После чего Чарльтон приступает к дирижированию, «разводке». Он дает мягкий, корректный пас, и мяч, чаще всего, словно на невидимой резинке, возвращается к Чарльтону назад. Еще один пас – и снова мяч приходит к диспетчеру англичан. В зависимости от расположения своих и чужих игроков Чарльтон то ускоряет, то замедляет игру. Так начинаются и проводятся едва ли не три четверти всех комбинаций сборной Англии.

Утверждают, что в своем клубе «Манчестер Юнайтед» Чарльтон «разводит» игру еще более виртуозно. Впрочем, если вы следили по телевизору за матчами чемпионата Европы с участием Англии, то заметили, быть может, что несколько передач в начале каждого матча (а подчас и вторых таймов) Чарльтон выполнял неудачно. Но не оттого ли это происходило, что по привычке он передавал на первых порах мяч в манере своего клуба – очень остро, сложно, подрезкой, на неожиданный рывок за спины соперников. Партнеры же по сборной этого не понимали. И немудрено: Рамсей, в отличие от Басби, тренера «Манчестер Юнайтед», требует, чтобы передачи были проще, бесхитростнее, яснее. И он по-своему прав. Футболисты сборной сыграли обычно хуже, чем в клубах. И Чарльтон в свою очередь быстро перестраивался, – тем паче, что действовать в стиле сборной технически ему было гораздо проще.

Слышу вопрос: какое отношение, однако, имеет все это к нашей сборной? И правда: наша команда ведь и на лондонском чемпионате, и в товарищеских матчах после него, наконец, в играх чемпионата Европы и с олимпийской командой Чехословакии обходилась без диспетчера, Верно. Но это, по нашему мнению, слишком дорого стоило прежде всего ей самой, ибо в отсутствии диспетчера мы ч склонны видеть одну из главных причин резкого разрыва между игрой ее защиты и нападения.

Да, тренеры нашей сборной игры с диспетчером не признавали. Во всяком случае, практически. Они, видимо, предпочитали, чтобы розыгрыши мяча, комбинации шли более или менее равномерно, «через всех». Такое впечатление, по крайней мере, оставляли все международные матчи сборной 1962 – 1968 годов. Из отчетов, правда, мы узнавали порой, что диспетчером сборной являлся такой-то или такой-то ее игрок. Однако смелость подобных утверждений брали на себя обычно журналисты. Но, может быть, они-то как раз и правы; а ошибаемся в данном случае мы? В таких ситуациях полезно вспомнить старый совет: прежде чем спорить, нужно договориться о терминах.

Последуем ему. Что понимаем под словом «диспетчер» мы? Когда в этой роли выступают Чарльтон, Суарес, Ривера и другие, отчетливо видишь, что каждый диспетчер, если мяч контролируют соперники, освобожден от обязанности персонально опекать кого-либо из них. Это, конечно, не означает полного его освобождения от участия в отборе мяча. Но тут, как и в дирижировании, диспетчеру предоставлена полная инициатива. И он играет позиционно, т. е. на перехватах. Любопытно, между прочим, что учесть такую игру диспетчера соперникам труднее всего. Поэтому те же Чарльтон, Суарес, Ривера и другие не столь уж редко «выкрадывали» мячи в самые неожиданные моменты. Утверждать же, как это делалось в некоторых отчетах, что Нетто, Воронин, Хусаинов или Сабо, или кто-нибудь другой, были в таком-то или в таком-то матче диспетчерами сборной, значило вкладывать в этот термин другое содержание. Ибо Нетто, Воронин, Хусаинов или Сабо, да и все другие полузащитники сборной при переходе мяча к соперникам тотчас бдительно охраняли своих визави, или, не успев, почему-либо к ним поспеть прикрывали персонально кого-нибудь другого, оставшегося поблизости свободным. Но вот вопрос: отчего же в отчетах встречалось все-таки толкование обычной, традиционной игры-полузащитника, как диспетчерской? О, дело скорее всего просто в том, что нареченный в диспетчеры, игрок передавал мячи чаще, лучше, удачнее, острее, чем его партнеры.

Иной читатель может подумать: а не потому ли сборная не прибегала к игре с «чистым» диспетчером, что мы не располагаем футболистами, умеющими действовать в манере Чарльтона, Суареса, Диди? И, следовательно, тренерам сборкой просто некого было на это место назначить? Нет, это не так. Вспомните хотя бы, что в 1966 году спортивные журналисты назвали лучшим игроком сезона киевского динамовца Бибу, наделенного в своем клубе полными функциями диспетчера. А успех московского «Динамо» 1967 года? Разве он не был в огромной степени связан с исполнением аналогичной роли Гусаровым?

Тут, впрочем, необходимы две оговорки. Во-первых, навязывать тренерам сборной те или иные кандидатуры – не наша задача. Оговорка вторая. Понимаем, что кто-нибудь, указав на неуспех московского «Динамо» в 1968 году, может решить, что мы противоречим сами себе: Гусарову-то (который лишь к концу сезона частично пришел в форму) замены в «Динамо» не нашлось!

На этом моменте стоит остановиться подробней. В 1968 году на месте Гусарова пробовался однажды в московском «Динамо» Авруцкий. Кое-кого, помню, это решение тренера Бескова удивило, тем более, что как раз накануне этой пробы Авруцкий, выступая на обычном своем месте центрфорварда, забил два довольно интересных гола. Спрашивается: стоило ли после этого оттягивать его назад? Тем более, что он, как диспетчер, действительно себя не оправдал? Об этом и говорилось в прессе.

Между тем у Авруцкого, по идее, было многое для того, чтобы стать неплохим диспетчером. Вы помните, конечно, что и Диди, и Суарес, и Чарльтон, и, Ривера, и наши первые диспетчеры Биба и Гусаров – все они, прежде чем получить эту роль, были известными центрфорвардами. Что это – совпадение? В данном случае мы не сравниваем класс игры и популярность каждого из названных игроков, для нас важнее подчеркнуть то, что они были центрфорвардами комбинационного, «дирижирующего» плана. Но и центральные нападающие такого плана тоже подолгу гостят поблизости от чужих ворот, то есть там, где надо уметь тонко открыться в условиях скученности, мгновенно обработать мяч на площади размером с носовой платок и т. д. и т. п. Немудрено, что, имея навыки и опыт такой игры, каждый из названных футболистов, будучи переведенным в диспетчеры, чувствует себя в разреженной атмосфере вдали от ворот, как рыба в воде. Ведь здесь и для техники, и для маневрирования простора больше, а кроме того, сама атака игрока, контролирующего мяч, не столь интенсивна и жестка, как в штрафной, площади или на близких подступах к ней.

Имел, следовательно, такие навыки и Авруцкий. Но почему же он сыграл так неудачно? Не потому ли, что быть лишь назначенным на роль диспетчера – еще слишком мало? Разумеется. Если игра идет «через диспетчера», необходимо, чтобы определенной дисциплины придерживались и остальные игроки. Авруцкий, во всяком случае, к своему назначению отнесся, помню, довольно серьезно. Чаще всего он был открыт, был в движении и, получая мяч, хорошо передавал его, снова выходил для его приема, но повторной передачи уже не получал. Не знаю, нарушали ли остальные игроки инструкции Бескова или они были сделаны недостаточно четко, однако факт остается фактом: когда Авруцкий безусловно был открыт, а мяч находился у Аничкина, Долбоносова, Маслова, Рябова, они то ли шли с ним через всю, площадку, то ли предпочитали разыгрывать комбинации с форвардами сами. Но в таком случае диспетчер команде не нужен, больше того, он становится для нее обузой» если иметь в виду, что при контратаке соперников он не берет еще и «своего» игрока.

И тут, наверное, уместно вспомнить, что перевоплощение Диди из центрфорварда в диспетчеры было отнюдь не самопроизвольным. Эта идея принадлежала известному бразильскому тренеру (и проблемисту) Феоле, который указывал, что пришел к ней благодаря знакомству с игрой в баскетбол.

А теперь представьте себе игроков баскетбольной команды ЦСКА (или сборной СССР) в ту пору, когда выступал Алачачян, которые пренебрегали бы его специфической игрой. Представьте, что мяч «снят» со своего щита: и Алачачян открыт, знает уже, куда нужно направить мяч, чтобы продвинуться вперед, и снова его получить, затем снова передать и т. д., а мяч ему, между тем не передают? Были и есть диспетчеры и в других баскетбольных командах. Правда, они тут не являются переквалифицированными центровыми, их обычно готовят с детских лет специально, но существенней, вероятно подчеркнуть другое: диспетчеров готовят, ими становятся! И происходит это тем быстрее, чем строже соблюдают остальные игроки тактическую дисциплину.

В футболе же, нечего греха таить, иным тренерам кажется, что диспетчер – это что-то вроде курортника. Освободить от защитных функций одного-другого нападающего – это куда еще ни шло, но – полузащитника? Что он – Суарес, Диди? Между тем хоть Бибу и Гусарова тоже нельзя сравнить с Суаресом и Диди, но курортниками в своих командах их никто не считал. Тем более, что они трудились действительно в поте лица, трудились самозабвенно, хотя и передвигались чаще всего с меньшей скоростью, чем другие футболисты. Но ведь передвигались беспрерывно, безостановочно,– все девяносто минут. Команда наступает – на диспетчере вся ответственность за организацию атаки и, следовательно, он всегда должен быть неподалеку от мяча. Соперник начинает контратаку – и диспетчер мгновенно отступает стремясь одновременно перехватить мяч, а не удалось – он снова в движении, в поиске позиции, которая позволит защитникам легко «сбросить» ему только что выигранный мяч. Наконец, мяч «сброшен» – и вновь на диспетчере вся ответственность за организацию атаки, или в крайнем случае, за подыгрыш ей.

Вот почему, коли мы уж вели раньше речь об Авруцком, нельзя винить в неудаче его одного. Оговоримся снова: мы далеки от того, чтобы «продвигать» на место диспетчера Авруцкого или кого-нибудь другого. Но вот то, что при соблюдении командами всех надлежащих условий игры диспетчером, это амплуа вполне могло освоить немалое число наших футболистов, наделенных комбинационным дарованием, представляется нам несомненным. Маношин и Нетто, Сальников и Каневский, Овивян и Хусаинов, Метревели и Воинов, Федосов и Трояновский, Воронин и В. Федотов... Список далеко не полный, и мы сознательно ставим в нем рядом имена действующих футболистов и ушедших по возрасту в последние десять лет. Ведь новая функция в футболе была провозглашена игрой Диди еще десять лет назад, и, кстати сказать, в нашей футбольной литературе с тех пор то и дело появлялись статьи на эту тему. Статей напечатано немало, а вот диспетчеров было всего два – Биба и Гусаров. Ну, от силы – три, если иметь в виду несколько игр Мунтяна. Отчего же так? Неужели вся загвоздка в предубеждении тренеров, будто у диспетчеров чересчур уж легкая, курортная жизнь?

И да, и нет. Размышляя об этом, вспоминаешь сразу о самом модном из последних футбольных поветрий – об «универсализации». Думаешь, что эта мода как она еще ни коротка, а все же успела уже сыграть для нашего футбола (и в первую голову для сборной) не слишком веселую роль. Отмечаешь, что новому идолу (в точности, как в свое время «бразильской системе) слепо поклоняются иные наши тренеры и спортивные журналисты. О, универсализация! Ах, универсализация! «Форвард нынче должен играть, как защитник». «Защитник ни в чем не должен уступать форварду!». «Все должны защищаться, все должны нападать!». Звучат призывы красиво, но почему-то поневоле припоминаешь, как несколько лет назад доморощенные наши ревнители «бразильской системы», восприняв только сугубо внешнюю арифметику 4–2–4 и не заметив внутреннего ее алгебраизма, внедряли повсеместно бразильскую расстановку. Восхищаясь игрой Диди, они видели в нем лишь талант, «звезду», а не новую функцию (к слову сказать, очень близкую по духу, – что мы и покажем далее – нашему футболу). Восторгаясь игрой четырех (четырех!) бразильских защитников («Ах, Сантос, ах, Беллини»), они не приметили, что действуют по зонному принципу и т. д. и т.п. Да, недешево обошлось нам увлечение иных «теоретиков» бразильской модой.

Давайте же спокойно разберемся, пока дело с «универсализацией» не зашло еще так далеко, как с бразильской системой, принесет ли нам пользу этот новый залетный кумир? В самом деле, в какой связи находится универсализация, штамповка игроков под один стандарт, с лучшими традициями, истинными духом нашего футбола? И в чем именно состоят сами эти традиции? Не замутнены ли они шараханьем от моды к моде?

Подойдем к ответу на эти вопросы опять-таки издалека. Читатель, надеемся, согласится с тем, что при всей унифицированности, так сказать, правил и целей футбольной игры, в каждой стране у нее собственное лицо. Бразильский футбол не спутаешь с английским, немецкий – с итальянским. Все это, впрочем, относится не только к футболу.

Уже на заре отечественного спорта явственно проступили его характерные черты. В самом деле, разве, вглядываясь мысленно в ту пору, мы не находим некоего единства, некоей общности спортивного стиля в выступлениях Чигорина и Нестерова, Уточкина и Гаккеншмидта, Алехина и Поддубного, Спарре и братьев Ипполитовых? Но вот вопрос: а каковы же конкретно, эти главные общие черты? О, писано и говорено о них не раз (и разными словами), однако же, то, что уже на самой ранней стадии развития отечественного спорта в первую голову обнаружились такие его качества, как интенсивность и красота, воля и темп, вряд ли вызовет у кого-нибудь возражения. Начав бурно развиваться вскоре же после Октябрьской революции, отечественный спорт – теперь уже по преимуществу рабочий, «красный спорт» – не мог не отражать настроений рабочей массы, ее революционного энтузиазма, горячей веры в новую жизнь, героики минувшей войны (участниками которой были многие спортсмены), пафоса восстановления и порыва первых пятилеток. Речь идет не о «технических результатах» (хотя в эти периоды отмечен также и бурный их рост), прежде всего имеются в виду традиции, дух, школа, характер отечественного спорта и сформированный ими новый тип – советского уже спортсмена. В определенном аспекте тут, скорее всего, и нынче еще – целое поле деятельности для историков нашего спорта. Мы же в данном случае хотим сказать лишь о том, что с его духом, его традициями необходимо считаться, что ими рискованно пренебрегать.

Положение в футболе и дела сборной дают основания для такого рода размышлений. Посудите сами. В футбольной и «околофутбольной»[1] литературе последних двух лет то и дело встречались призывы учиться у англичан, следовать примеру английских тренеров, английских игроков. На первый взгляд, все было правильно, обоснованно: англичане – чемпионы мира, обладатели Кубка европейских чемпионов. Однако неужто и спустя семьдесят лет проблема роста и совершенствования отечественного футбола как бы вновь вернулась на круги своя. С очаровательной легкостью были позабыты уж в статьях и бразильцы, которых восемь лет подряд (и по преимуществу те же авторы) ставили в пример нашим тренерам и игрокам.

Итак, их новым кумиром, новым образцом стали англичане. Научимся, мол, у Альбиона, говорили нам, и все будет в порядке!

В самом деле, в футбольной игре мы многим обязаны англичанам: это они привезли ее к нам, были первыми учителями, снабдили нас первоначальной футбольной терминологией. И мы не можем не быть благодарными им за это: ведь футбол и у нас быстро стал любимой народной игрой. Однако факты состоят и в том, что в пору ученья у англичан, подражания английским командам, английским игрокам наши футболисты не слишком преуспевали. И лишь тогда, когда в футбольную игру очень активно и повсеместно, в Ленинграде и Москве, Харькове и Одессе, Киеве и Тбилиси, Николаеве и Иваново-Вознесенске ворвался наш собственный спортивный дух, наше понимание борьбы, когда в футбольной игре возобладал – не побоимся этого сказать! – наш естественный спортивный характер, тогда-то дело и пошло! Учебники и пособия по футбольной игре, правда, довольно долго еще выходили с оглядкой на англичан, но живой футбол был совсем другим! И когда в конце двадцатых и начале тридцатых годов лучшие советские команды появились на зарубежных полях, они показывали уже свой собственный советский футбол. И располагали уже немалым числом своих собственных, непохожих на англичан звезд.

Нужно ли называть команды, игроков, перечислять результаты, приводить отзывы зарубежной прессы? Желающих можем адресовать к трудам историка нашего футбола Переля, нам же важнее указать на то, что уже тогда – и в полной мере! – духом наших футбольных команд был поиск исхода, борьбы у ворот соперников, а девизом – только красивая, только техничная игра, – и желание всегда забить на гол больше. О, это вовсе не означало пренебрежения к обороне, и в советских командах тех лет неизменно играли виртуозы, вратари, виртуозы-защитники и полузащитники. Только эпизодичность зарубежных встреч оставила в тени – имея в виду международную славу – их имена (точно так же, впрочем, как и целой плеяды изумительных форвардов). Словом, Яшин, Нетто, Войнов, Воронин, Шестернев, Хурцилава выросли не на пустом месте. И органическая связь защиты с атакующим порывом команд была также выражением этого спортивного духа, этой общей для всего нашего спорта (и понятно как возникшей) традиции.

Не желая, однако, быть понятыми в дальнейшем кем-либо из читателей неверно, оговоримся сразу, что, в принципе, оборонительную тактику, как таковую, мы вовсе не считаем предосудительной, ущербной. Да и вообще, любые тактические пост, роения, сугубо ли оборонительные (цель которых состоит лишь в том, чтобы выстоять, не проиграть), оборонительные ли с применением эпизодических контратак, откровенно ли атакующие – все они в наших глазах абсолютно моральны, если покоятся на честном понимании борьбы; моральны и имеют, так сказать, совершенно равные права – как в чистом, рафинированном виде, так и в бесчисленных мутациях между собой. Так что мелькающие подчас в прессе, радио- и телерепортажах оценки игры тех или иных команд (не только футбольных), как «современной» или «устаревшей», «прогрессивной» или «тянущей назад», основанные только на избранных командами тактиках, представляются нам, в сущности, оценками сугубо эмоциональными, отражающими лишь личные вкусы критиков, не более.

Поэтому, например, мы не видим ничего предосудительного в том, что тренер Бобров, скажем, начал свою работу в ЦСКА в 1967 году с укрепления защиты, полагая, что после кризисного периода его команда должна научиться не проиграть. В начале шестидесятых годов тренер Пономарев, возглавив харьковскую команду «Авангард» (и сразу же уделив главное внимание обороне), вывел ее в первом же сезоне на десятое место в стране, а в следующем – на шестое. Он же, обогащенный харьковским опытом, став в новом сезоне у руководства московской команды «Динамо», весьма издерганный неудачами, тем же путем сразу вывел ее на второе место, а в следующем году – в чемпионы. Куйбышевские «Крылья Советов» десятки лет играют в оборонительном ключе, но разве можно их за это осуждать, особенно если вспомнить, какое .количество первоклассных форвардов покинуло в эти годы Куйбышев? Жизнь есть жизнь, и ради турнирного благополучия (нередко весьма относительного, ибо для одних и второе место – не в радость, а для других и десятое – бесценный трофей) клубные команды порою просто вынуждены прибегать к тактическим построениям, которые не то, что их критикам, но и самим спортсменам и тренерам не по душе. Однако что поделаешь, Это не раз происходило в жизни даже самых знаменитых команд. Вспомните, что натворила в 1968 году в московском «Динамо» одна лишь болезнь Яшина? А ведь тренер этой команды Бесков – страстный поклонник атакующего стиля.

Словом, если клубным тренерам, попадающим в подобные ситуации, это вынужденное отступление от традиций просто грешно поставить как специалистам лыком в строку, то тренерам сборной, тянущим всесоюзную команду к бескрылому оборончеству никаких оправданий нет. Сборная – это не клуб с его превратностями, страна отдает ей все, что имеет, и долг сборной (а если хотите, и самый смысл ее существования) как раз в том и состоит, чтобы всегда и всюду выражать спортивный дух, спортивный характер своей страны. Известно ведь, что тренеры сборной, в отличие от тренеров клубных, могут выбирать игроков под свою «модель», свой «идеал». И уж где-где, а в СССР выбор у них неограниченный.

Известно, правда, и другое. А именно то, что тренеры сборной останавливают свой выбор не только на тех, с кем они хотели бы работать, но и с кем еще могут работать сами. Оно и правда: ведь футбольные игроки – живые люди, а поэтому и в жизни, и в своем понимании самого футбола весьма отличаются от тех фигурок из пластмассы, которыми тренеры делают ходы на зеленом сукне во время теоретических занятий. Тем более игроки знаменитые, которые завтра и сами могут стать тренерами. Но тут уместно будет, наверное, оглянуться на историю нашего футбола и вспомнить, что наибольшего успеха на международной арене наши сборные команды (и клубные, к слову сказать, тоже) добивались именно тогда, когда формировались по преимуществу из звезд.

Вот перечень игроков экстра-класса (здесь и далее мы будем называть только бесспорные имена), совершивших в составе московского «Динамо» столь знаменательное, незабываемое турне по Англии 1945 года: Хомич, Блинков, Трофимов, Карцев, Бесков, Бобров. Обратите внимание, что в этот список мы не включили таких первоклассных футболистов, как Дементьев, Соловьев, Семичастный и других, чьи имена (и описание их игры) вы найдете в книге Н. Старостина «Звезды большого футбола».

В 1955 году сборная СССР встречалась с чемпионом мира – командой ФРГ, прибывшей в Москву в полном составе и находившейся, по признанию специалистов, в великолепной форме. В нескольких поездах вслед за нею прибыли с трубами, пищалками, хлопушками, транспарантами тысячи ее болельщиков. В составе сборной СССР, одержавшей победу в этом товарищеском, но, вместе с тем, чрезвычайно принципиальном матче, мы находим таких игроков экстра-класса, как Яшин, Башашкин, Огоньков, Нетто, Ю. Кузнецов, Сальников. В 1956 году наша команда стала чемпионом Мельбурнской олимпиады. В ее составе находились Яшин, Башашкнн, Огоньков, Нетто, Симонян, Сальников, В. Иванов, Стрельцов. Наконец, в 1960 году сборная СССР выиграла Кубок Европы. В ее составе были Яшин, Чохели, Войнов, Нетто, Метревели, Месхи, В. Иванов. Несомненно и то, что двумя годами раньше, на шведском чемпионате мира наша команда оставила бы гораздо лучшее впечатление, если бы буквально перед отъездом в Швецию из нее не выпали (по не спортивным причинам) две такие безусловные звезды, как юный Стрельцов и опытный Огоньков, а также энергичный, «реактивный» правый крайний Татушин, игрок безусловно первоклассный и успешно сыгравший в составе сборной много матчей. Кто-нибудь, правда, может спросить: почему же весьма яркий состав сборной СССР 1962 года, в котором были такие незаурядные мастера, как Яшин, Чохели, Шестернев, Воронин, Нетто, Метревели, В. Иванов, Месхи, Чис-ленко, столь невыразительно выступил на чемпионате мира в Чили? Что ж, в этом не было ничего удивительного: ведь именно после 1960 года наш футбол интенсивно переводился на бразильские рельсы.

Отдадим, впрочем, тренеру сборной Качалину должное в том отношении, что, стоя у руля сборной, он не являлся приверженцем оборонительной тактики, и бразильскую систему неизменно комментировал как наступательную. Да толку-то что? Сама ломка сборной на чужой (и к тому же весьма поверхностно изученный) лад не могла не сказаться на ней. Звезды сборной быстро потерялись, поблекли, не ощущая той невидимой внутренней связи, того общего языка, который они обычно находили благодаря питавшему их (и слагавшемуся в течение десятилетий) традиционному духу игры. А бразильская система... Что ж, она действительно была прекрасной для бразильцев (и, судя по всему, остается для них таковой), поскольку естественнейшим образом вытекает из особенностей бразильского футбола – традиционно выжидательного, мягкого, ритмичного, каждый игрок которого подобен той лениво-грациозной кошечке, которая сладко мурлычет, прежде чем выпустить коготки.

Словом, когда в сборную пришел новый тренер – Бесков, то он посчитался, правда, со сложившейся уже в то время в спортивной прессе «бразиломанией» и не стал объявлять во всеуслышание, что бразильской системы категорически не приемлет, но на практике отверг ее самым решительным образом. И дела сборной начали быстро поправляться. А затем пошли и вовсе хорошо, хотя именно Бесков первым порвал с обыкновением привлекать под знамена сборной «всех звезд». Он сразу отказался от таких игроков, как Яшин (вскоре» впрочем, вновь приглашенный в команду и необычайно усиливший ее), Месхи, Метревели, Нетто. Бесков предпочел им игроков, менее популярных (и менее техничных), но способных выполнить, по собственному его выражению, «большой объем работы»,. Игра сборной поэтому не достигла при нем внешнего блеска ее былых лучших дней, но в общем производила довольно приятное впечатление, которое в известной степени усиливалось еще и ее результативностью. В самом деле, сборная в этот период установила даже своеобразные рекорды. Проведя за полтора года тридцать один (!) матч и неизменно выступая на чужих и на своих полях в боевом атакующем стиле, то есть ища исхода борьбы у чужих ворот, она выиграла двадцать один матч и проиграла только один – испанцам, на их поле, в финале Кубка Европы и с разрывом лишь на один мяч.

Обстоятельства ухода Бескова из сборной известны; все решил единственный проигранный матч, и принявший сборную тренер Морозов (не по этой ли причине?) тотчас перевел ее на оборонительный лад.

Сборная Англии победила на лондонском чемпионате. Однако в самой Англии эта победа была воспринята гораздо спокойней, чем иными нашими профессиональными футбольными функционерами (и, к сожалению, некоторыми нашими футбольными журналистами), которые тотчас возвели английскую команду в образец, эталон. Между тем целый ряд английских обозревателей и специалистов высказался тогда же в том смысле, что футбол, показанный сборной Англии, был отнюдь не высшей пробы. Известно и другое. Сборная Бразилии на том же самом чемпионате не попала даже в четвертьфинал, а для сборной Венгрии он явился высшей турнирной ступенькой. Но кто же не помнит матча Бразилия – Венгрия? Разве не он явился подлинным украшением, жемчужиной мирового чемпионата? И разве вы не хотели бы сегодня, по прошествии двух лет, посмотреть ленту, этого матча снова?

Как видим, в спорте дело не всегда – и даже далеко не всегда! – в занятых местах. Есть в нем нечто другое, не менее важное для людей. Недаром в последнее время все чаще спорят: искусство ли спорт? Впрочем, это уже другая тема, однако, несомненно, что спорту глубоко присуще понятие эстетического. И если оно в нем не приглушено, не подмято чем-то другим, даже люди, далекие от спорта, начинают, говоря словами театрального критика В. Свободина, «вдруг понимать его, наслаждаться им». «Отрицающие» футбол, например, – пишет В. Свободин, – видя игру команды или футболиста экстра-класса, вдруг обнаруживают, что это увлекательно и красиво, и что здесь что-то есть. Есть высшая целесообразность, есть гармония, а не одни только удары многочисленных ног по мячу».

Словом, если многие находят в спорте нечто родственное с искусством, то имеют в виду не призовые места, занятые тем или иным спортсменом, той или другой командой, но прежде всего то особое, высшее мастерство, когда публика видит талант, видит изящество и красоту– и может только догадываться, какой стоит за этим тяжкий репетиционный труд. А если уж говорить о призовых местах, говорить о рекордах, то какой рекорд, скажем, тяжелоатлетический, импонирует вам больше: тот ли, что дался иному атлету ценой видимых, невероятных усилий, когда с налитого кровью лица градом катится пот, либо рекорды Юрия Власова или Леонида Жаботинского, когда тринадцатипудовая штанга, словно пушинка, летит вверх и вдруг артистически застывает на молниеносно выпрямленных руках?

Возвратимся, однако же, к футболу. Если игра самой главной, самой важной команды страны, ее сборной, приносит победы, даже в борьбе с очень сильными соперниками, но не доставляет при этом эстетического наслаждения зрителям, коэффициент положительного воздействия таких побед чрезвычайно низок. Скажем больше: вместо того, чтобы способствовать дальнейшему развитию футбола, эти победы, скорее даже тормозят его.

Сборная СССР заняла на чемпионате Европы четвертое место. И в этом не было бы ничего плохого, если бы ее игра оставила яркое впечатление. Зрелищная яркость и красота свойственны выступлениям большинства наших сборных команд. Возьмем хотя бы хоккей. Отчего в дни выступлений сборной СССР миллионы людей, в подавляющем большинстве своем не слишком разбирающихся в тонкостях игры, спешат к телевизорам? Разве они садятся перед ними – всей семьей, с гостями – не в предощущении удовольствия? И ведь ни разу не обманывались в этом, хотя сборная, случалось, и проигрывала.

Совсем иная, к сожалению, картина в нашем футболе.

Поэтому со случайным, по существу, однако затянувшимся, периодом слепого подражания преуспевающим зарубежным командам, формального копирования их игры, нужно нашему футболу кончать.

Те, кто давно интересуется делами сборной, знают, что ни об одной команде у нас не пишут так часто и подробно. Зима ли, лето ли – сборная всегда в центре внимания. Не забывают о ней даже тогда, когда пишут, казалось бы, исключительно на темы клубов. Вот и недавно, излагая свои взгляды на то, каким должен быть клубный футбол, коснулся темы сборной председатель Федерации Гранаткин. И, между прочим, прямо указал, что сборная, увеличивая с каждым годом время на тренировки, все более и более отрывалась от клубов, а в 1968 году сделала даже шаг к полному обособлению от них. В результате, отмечал Гранаткин, «между сборной и клубами образовалась пропасть, интересы их становились все более противоречивыми». Наблюдение справедливое. Да и кто же не согласится с тем, что сборная не должна быть «вещью в себе» и что само существование ее отнюдь не самоцель? Однако все это – большая и отдельная тема, у нас же разговор более локальный: о воздействии сборной на клубный футбол – и только ее одной. Тем более, что по крайней мере в течение последних восьми-девяти лет мы почти ничего не находим об этом в футбольной литературе. А ведь с тех пор, как сборная, опьянившись чужим успехом и поставив во главу угла «практицизм очка», начала играть на « бразильский лад», а затем перестроилась на «английский», ее влияние на клубный футбол вряд ли можно было оценивать иначе, чем со знаком минус.

Выше мы отдали должное тренеру Бескову, который в течение полуторагодичного своего руководства сборной успешно противостоял «бразиломании», но публично в этом признаваться не хотел. Лишь после победы 1963 года над сборной Италии в Кубке Европы Бесков отважился заявить (и то – в узко спортивном издании), что сборная СССР играла по совершенно иной, чем бразильская, системе. Он выразил также уверенность в том, что, будучи в дальнейшем отшлифованной, система эта принесет сборной немало новых успехов. И хотя в детали своих реформации Бесков никого не посвящал, его заявление казалось обнадеживающим, поскольку было очевидным, что к сборной СССР возвращается ее былая атакующая мощь, характерный для нее в прошлом интенсивно-наступательный темп. Настораживала лишь та решительность, с которой Бесков пожертвовал несколькими замечательными футболистами, подлинными звездами, заменив их игроками, способными «выполнять большой объем работы». А еще точнее – настораживала та категоричность, с которой тренер характеризовал отчисленных им игроков. Бесков уверенно ставил крест на находившихся в расцвете лет Месхи и Метревели, а для полного еще сил ветерана Нетто не исключал, в принципе, возвращения в сборную, но лишь при одном условии: если Нетто сумеет заиграть так, как «требует от полузащитника современный футбол».

Но в конце концов команды формируют не журналисты и не болельщики, так что кое-кому, помнится, импонировала даже твердость Бескова, осмелившегося отчислить и столь откровенно критиковать популярнейших игроков. Да и вообще, все было бы хорошо, если бы не одно маленькое «но». Дело в том, что с незапамятных времен Федерация в конце каждого сезона составляет и затем оглашает в прессе так называемые списки «33-х лучших игроков». В 1967 –68 годах тут появились, правда, некоторые новые моменты (и о них речь дальше), но в 1963 году списки «33-х лучших» составлялись Федерацией куда как легко и просто. Вначале она брала одиннадцать игроков стартового состава сборной и ставила их имена первыми. Это и были «лучшие из лучших». Не слишком терзали Федерацию обычно сомнения и при выборе следующих одиннадцати игроков. То была пора раздельного существования национальной и олимпийской сборных, и во второй список попадали, как правило, игроки стартового состава олимпийской команды, «разбавленные» двумя-тремя футболистами резерва национальной сборной.

И только в 1967 году традиция трех списков была нарушена. В каждом из одиннадцати амплуа три лучших игрока были названы, если помните, строго по алфавиту, что и вызвало целый поток иронических реплик спортивной прессы. Но вот вопрос: а что же вынудило Федерацию отступить от сложившейся уже было привычки? Может быть, она поняла, что эта, казавшаяся поначалу невинной, игра в списки обернулась в конце концов во что-то не столь уж безобидное? Трудно оказать. Во всяком случае, когда в 1968 году три списка были вновь восстановлены, мы узнали, что «33 лучших» определены на сей раз не волевым решением Федерации, а путем «свободного референдума» среди семнадцати тренеров. Правда, было неясно, почему Федерация охватила опросом именно семнадцать, а не, скажем, пятнадцать или двадцать пять тренеров. Но, с другой стороны, пятнадцать, семнадцать или двадцать пять – вряд ли это могло существенно повлиять на результаты референдума. Комментируя эти результаты, известный обозреватель Леонтьев убедительно показал, что списки «33-х лучших» неизменно отражают еще и сдвиги в игре клубных команд. «В 1966 году, – писал Леонтьев, – ростовские армейцы демонстрировали острую, содержательную игру, и их представительство выражалось четырьмя футболистами.

Ухудшилась игра команды в 1967 году, и цифра сократилась до двух. Ныне ростовчан вообще нет среди «лучших». Таким образом, даже блистательно играя в неуспевающей команде, но не входя в сборную, футболист почти не имеет шансов оказаться среди «33-х лучших». Л ведь идея этих списков, казалось бы, только в том и состоит, чтобы подчеркнуть и выделить высокое индивидуальное мастерство!

Однако же то, что списки «33-х лучших» 1968 года явились итогом такого «референдума», не могло не отразиться на их содержании. Конечно, успех или неуспех клубов по-прежнему оказывал психологическое воздействие на голосовавших, но магия сборкой уже влияла на них с меньшей силой. Так, среди одиннадцати футболистов первого списка мы нашли игрока, который был отчислен из сборной. Имеется в виду Стрельцов. Но, может быть, его присутствие в первом списке объясняется влиянием другого референдума, того, что проводится среди спортивных журналистов, которые в 1968 году вновь назвали Стрельцова лучшим футболистом страны? Сомневаемся. Ибо в этом случае оставалось бы абсолютно непонятным, каким образом оказалось в том же первом списке имя Яшина, который в 1968 году уже не был в фаворе у спортивных журналистов (его имя мы нашли лишь у четырех участников опроса из семидесяти девяти).

Так в 1963 году и было положено начало совершенно произвольной, абсолютно вкусовой перетарификации целого ряда подлинных звезд нашего футбола, игроков высокого международного класса – футболистов «несовременных», «устаревшего типа» и т. д. и т. п. – и только лишь по той единственной причине, что они не потрафили вкусу тех или иных тренеров сборной. А поскольку перетарификация эта всякий раз закреплялась списками «33-х лучших», она быстро замутила кадровую картину отечественного футбола и особенно, серьезно дала знать о себе тогда, когда у тренеров сборной в особой чести оказались «английского типа» игроки. Но в 1963 году, разумеется, ни руководители . Федерации, ни сам Бесков и подозревать не могли, чем обернется это их начинание для клубного футбола в дальнейшем.

Между тем селекционеры ФИФА не ошибались – ни шесть лет назад, когда вслед за именем Яшина назвали имя Месхи, ни в 1968 году, пригласив в свою сборную Метревели, хотя имени его мы порою не находили в сборной. Да и вообще ФИФА до сих пор очень точно отбирала наших звезд в сборные мира. Яшин, Шестернев, Воронин, Месхи, Метревели... Разве все они не виртуозы футбольной игры, не рыцари, не действуют на поле удивительно красиво, вдохновенно, порывисто? Словом, разве они не являются носителями действительно лучших традиций нашего футбола, олицетворением эстетики нашего спорта в целом?

Конечно, ими не исчерпывается список игроков, позволим себе сказать, традиционного направления советского футбола. Но и магия списка «33-х лучших», смеем уверить, из года в год делала свое дело, так что в последнее время и некоторые клубные тренеры стали открыто зачислять игроков этого направления в «несовременные» и «устаревшие». И, глядишь, даже некоторыми тренерами детских и юношеских команд стало цениться уже превыше всего не умение играть технично и красиво, а способность «выполнять большой объем работы», то есть бегать без устали и энергично толкаться. И ведь сколько талантливых юных футболистов, не соответствующих этой мерке, этому «английскому типу», уже отчислено! Наконец, подмена этим новым эталоном традиционных наших понятий красоты футбола произвела в последние годы немалую деформацию и во вкусах болельщиков (преимущественно молодых), но – что еще более огорчительно! – во вкусах некоторых футбольных журналистов, видящих уже достоинство классного футболиста в с беспрерывной беготне, «работе» и охотно соглашавшихся, бывало, с тем, что Красницкий – «мало движется», Федотов – «непонятен партнерам», Мунтян – «ростом мал», Бышовец – «много водится», Козлов – «избегает силовой борьбы» и т. д. и т. п. А ведь каждый из этих игроков, как правило, показывал (или показывает) великолепный футбол и по любым статьям, по самым строгим селекционным стандартам не уступал (или не уступает) тем самым зарубежным звездам, чьи имена неизменно сопровождают в нашей спортивной прессе восхищенные «охи» да «ахи».

Впрочем, как не замутнена была эта картина в 1963–68 годах, истинных любителей футбола списки «33-х лучших» дезориентировать все же не смогли. Тысячи людей по-прежнему ходили смотреть на своих любимцев и восхищались игрой Яшина и Стрельцова даже тогда, когда Яшину кое-кто советовал покинуть футбол по возрасту, а Стрельцова квалифицировал как нападающего «устарелого типа».

Не дало дезориентировать себя, отметим особо, и большинство спортивных журналистов, в чем легко удостовериться, просмотрев отчеты последних лет. Были ли в сборной Месхи, Метревели, Нетто, Лобановский, Красницкий, Биба, Турянчик, Федотов, Мунтян, Козлов, Бышовец или не были в ней, – что ни отчет, а разговор то и дело идет вокруг их игры. Даже ее если она бывала иногда неудачной – ведь на это тоже нельзя было не обратить внимание.

Фамилии же многих игроков сборной, участвовавших в тех же матчах, но известных прежде всего умением «выполнить большой объем работы», упоминаются в отчетах гораздо реже.

Игра сборной СССР, когда ею руководил Бесков, была порою, как мы отмечали уже, довольно красивой. Но сколько раз ее портила «грубость» защитника Дубинского, ставшая в те годы просто пресловутой! Тренер Морозов поручил защитнику Афонину персональную опеку Пеле. На каком основании? Не на том ли, о котором рассказывал позднее сам Афонин, делясь своим опытом игры против Пеле. Это ведь Афонину принадлежат следующие слова: «Почувствовав, что не успеваю, я был вынужден подставить бедро!». Между тем, и Дубинскому, и Афонину, и, кстати припомнить, Сабо, который несколько лет считался в сборной прямо-таки незаменимым – и без малейшего раздумья сносил, сбивал с ног обходивших его соперников, – кто запрещал всем им брать пример с Воронина, с Шестернева, которые и помыслить не могут о такого рода «обыгрывании»? Персональная игра Воронина против Эйсебио вошла уже в историю мирового футбола, а ведь Воронин не применил против него ни одного – даже законного! – толчка. Нетто и Войнов в свое время неизменно показывали такую игру против самых знаменитых асов международного футбола, а центральный защитник московского «Динамо» Семичастный еще в 1945 году вызвал восхищение в Англии своей неуступчивой, но эффектной, красивой игрой против Лоутона, грознейшего из британских форвардов тех лет. Именно это, а не подножка и «снос» и есть истинное лицо, подлинная манера игры защиты нашего футбола. Именно поэтому глубокая неправда то, что прочная игра защитника, «разрушителя», не может быть одновременно очень красивой!

«Нас часто расстраивает не столько проигрыш, сколько уродливая игра, – писал публицист «Недели» Э. Графов. – Футбол – это не просто средство любыми путями завоевать, скажем, кубок. К сожалению, то, что подчас происходит на поле, имеет прямое отношение к статьям о мелком хулиганстве».

Это написано не о сборной, а о клубном футболе, но правда и то, что сборная нередко подавала клубам дурной пример.

В связи с этим хотелось бы подробней рассмотреть выдвигавшуюся в последние годы на передний план – как раз в качестве спортивного и эстетического идеала советского футболиста – весьма странную фигуру «универсала», то есть игрока, который умеет, якобы, одинаково хорошо обороняться, контратаковать и нападать, а при случае и тонко «развести игру». Сколько уж таких футболистов перебывало за это время в нашей сборной – не сосчитать, но особенной доблести это ни ей, ни им самим не принесло. Нас уверяют, правда, что «новый тип игрока» переживает лишь некий эмбриональный период и что по мере дальнейшего своего становления он выдвинет еще своих «великих футболистов», соединяющих, так сказать, в одном лице Шестернева и Воронина, Мунтяна и Стрельцова, Месхи и Бышовца. Однако верится в это слабо.

Но было бы легкомысленно полагать, что и новомодная фигура «футболиста-универсала» сойдет со сцены без сопротивления, без борьбы. Скорее всего она доставит еще немало хлопот нашему футболу. Во-первых, потому что за нею стоят вполне реальные, мы бы сказали даже, сугубо практические интересы некоторых людей, всегда состоящих а свите «его величества очка»; за нею стоит и деформированный в последние годы вкус части болельщиков. Во-вторых, по примеру сборной последних лет достаточное распространение получили в ряде команд и сами «универсалы», поскольку умение бегать без устали девяносто минут, мешать тут, суетиться там, всюду поспевать, порою издали бить по воротам дается все-таки скорее и проще, чем, скажем, филигранная обработка мяча, умение обвести трех-четырех игроков, нанести внезапно «кинжальный удар», дать точный корректный пас, тем более, пас на дальнее расстояние. Согласитесь и с тем, что подготовка универсалов весьма облегчает и упрощает задачи тренеров, ибо даже очень способного человека гораздо труднее обучить виртуозной игре на скрипке или на фортепьяно, чем играть понемногу на нескольких инструментах. И такая перестройка работы, надо сказать, устраивает некоторых тренеров.

Наконец, «футболисты-универсалы», с их вечной готовностью побежать за мячом куда угодно, способны подчас создавать впечатление игры пусть и не очень складной, но зато напористой и темповой, хотя по существу она таковой и не является. Потому что настоящий темп – это молниеносно и точно разыгранные комбинации, а главное (если команда играет в атакующем стиле), комбинации, разыгранные вблизи от ворот соперника, а не на почтительном удалении от них. Поэтому и определить, действительно ли высок темп, в сущности, очень просто – по числу ударов в сторону ворот и по самим воротам, прежде всего нанесенным из штрафной площади или с ближних подступов к ней, и, словом, оттуда, где и секунды мешкать не дают! Энергичная же «скоростная» игра в центре поля – это лишь видимость высокого темпа, мелькание ног, иллюзия остроты. Для неискушенного глаза «универсалы» создают ее подчас вполне исправно, но если уж брать полезное у англичан, то как раз другой, настоящий темп! Зачем же бесплодно имитировать его вдалеке от ворот? Впрочем, думается, что и тут «брать» у англичан нам ничего не нужно. Вот если бы нашим лучшим командам, клубным и сборным, действительно никогда не был свойственен высокий темп – активный, порывистый, вихревой – другое дело. Но разве его не было, скажем, у той сборной, что в 1955 году блистательно обыграла чемпионов мира? Или у той, что год спустя выиграла олимпийский турнир? У той, что в 1960 году завоевала Кубок Европы? И разве не возрождался этот интенсивный темп в игре сборной СССР, которая в 1964 году вышла в финал Кубка Европы?

А вот у сборной СССР, выступавшей на чемпионате мира 1966 года, и, в особенности, у ее преемницы, чьим откровенным девизом была защита и контратака, и которая с полным набором своих «универсалов» проиграла в 1968 году едва ли не все, что только могла проиграть, – у этих сборных подлинно высокого темпа не было и в помине. Была натужность, был «большой объем работы на поле», была, в лучшем случае, лишь видимость напора. И это тоже не могло не сказаться негативно на клубном футболе.

В конце сезона 1968 года тренера сборной Якушина сменил Качалин.

Когда в театр приходит новый художественный руководитель, с которым общественность связывает надежды на преодоление спада, он подробней информирует ее о своих художественных взглядах и методах режиссуры, излагает свои суждения о текущем и будущем репертуаре, возобновлении постановок и т. д. В футболе, к сожалению, порядки издавна таковы, что тренеру, оказавшемуся в подобной роли, дозволяется не говорить о том, о чем ему не хочется говорить, но что чрезвычайно интересует любителей футбола. А сама их любовь к сборной, желание видеть ее красивой и мощной как бы предопределяют авансирование каждого нового тренера полным их доверием и надеждами на то, что он выведет команду из прорыва. Мне говорят: «Ничего не поделаешь. Так было и так будет». Но я думаю все-таки, что на такое доверие следовало бы отвечать доверием же.

Понимаю, в прошлом тут было немало сложностей. В 1963 году, в нелегкой обстановке «торжества» бразильской системы, Бескову, например, прежде чем заявить о том, что сборная играет по иной, собственной его системе, потребовались практические ее успехи, то есть победы над сборными Швеции и Италии и выход в финал Кубка Европы. В 1966 году маневрировал, по необходимости, в своих отношениях с прессой тренер Морозов, так и не рассказав журналистам, что его вынудили расстаться с бразильской системой игроки сборной, крайне удрученные тем, что в преддверии лондонского чемпионата она пропустила в двух товарищеских матчах (с ослабленным составом ЦСКА и весьма несыгранной сборной Франции) ни более, ни менее, как шесть голов. «Что же будет в Лондоне?» – думали игроки, и широким кругам болельщиков до сих пор неведомо, что это лишь по категорическому настоянию футболистов Морозов, включив в линию обороны пятого (и ключевого) игрока, «чистильщика» прибегнул, таким образом, к пресловутому «бетону». А наигрывался этот «бетон» буквально в самые последние дни, когда сборная находилась в Скандинавии, вдали от отечественных адептов трещавшей уже у нас по всем швам «бразильской» системы. Сходная история, между прочим, происходила в то же самое время и с венгерской сборной, но лишь с той .разницей, что не только ее игроки, но и сам тренер Илловский предпочитали «бетону» собственный венгерский атакующий футбол.

Все это, однако, дела прошлые, и нынче, как мы говорили уже, обстановка в нашем футболе совсем иная. Поиски командами собственного лица отнюдь не возбраняются Федерацией. Так что, по идее, новый тренер сборной мог бы яснее и откровеннее поделиться своими планами, заботами и тревогами с болельщиками (и коллегами). Тем паче, .что самой спортивной общественности этого бы очень и очень хотелось. О, разумеется, она достаточно тактична, чтобы не интересоваться теми установками, которые тренер дает перед игрой футболистам, понимая, что у иного спортивного наставника эго и вправду его маленький секрет. Так что речь не об этом. Любителям футбола не нужны такие никакие «обязательства», обещания побед – кто ж не знает, что такие заявления смахивают на шаманство, и в спорте, больше, чем в какой-либо иной отрасли, желаемое не стоит выдавать за вполне осуществимое. Но любители футбола СССР хотят знать о сборной своей страны все подробности. Принципиального характера и частного. Тактико-технического. Ну, например, как относится новый тренер к функции диспетчера, видит ли игроков, способных ее выполнять? Что думает он сейчас о пятом защитнике, «чистильщике», которому придавал столь большое значение Якушин (и который играл немалую роль в московском матче СССР– Венгрия)? Ведь в свое время кампанию против «чистильщика» открыла именно статья Качалина, которая так и называлась: «Чистильщик» тянет назад»! Верен ли он еще этому взгляду?

Много вопросов, много...

С именем Качалина связаны в прошлом и успехи сборной, и тяжелый провал. И если человек вновь принимает назначение на этот пост, он делает это, конечно, вполне обдуманно. «Кто осознал поражение, того не разбили». К тому же Качалин пользуется авторитетом в футбольных кругах. В одном из своих интервью Качалин заявил, что «интересы сборной и клубов не должны пересекаться». Что ж, это важное заявление: сборная и клубы – это сообщающиеся сосуды отечественного футбола. И хотя мы не получили ответа на многие вопросы, закончим нашу статью выражением надежды на то, что пора залетных мод для нашей сборной миновала и что после долгих и странных блужданий она приникнет, наконец, к своим традиционным началам, к отечественной школе и духу спорта, зарождение и становление которых тесно связано с историей и жизнью своей страны.

В футболе есть международные соревнования, но международного футбола не существует. «Границы стилей стираются, – заметил Рамсей, – но национальные особенности остаются». Воля к победе, выраженная конкретно в интенсивности и красоте, подлинном артистизме и рыцарстве, – вот спортивный и эстетический идеал СССР, независимо от того, где соревнуются наши спортсмены дома или в гостях, и только верностью ему футбольная сборная страны может возвратить свой образовавшийся в последние годы большой долг перед миллионами любителей этой игры, массовым и клубным футболом.

 "Вечерний Ташкент", №№ 82, 83, 84, 85, 86, 87, 1969 г.

Администратор сайта: apiperski@mail.ru (Александр Пиперски)