САМЫЙ КРАСИВЫЙ ГОЛ СТРЕЛЬЦОВА

В шестидесятые годы, когда в киевской команде «Динамо» играл на левом краю Валерий Лобановский, телекомментаторы не уставали напоминать, что его знаменитый корнер совершенно уникален. И правда, всякий раз, когда Лобановский устремлялся к мячу, стадион замирал. Технологию своего углового удара Лобановский охотно объяснял, публиковались схемы выполнения углового, однако шли годы, а последователи у него почему-то не появлялись. И вот однажды на тренировочной базе московского «Торпедо» возник между игроками спор о корнере Лобановского. Кто-то назвал его неповторимым. «Да почему же это он неповторимый?» – удивился Эдуард Стрельцов и, взяв мяч, отправился в левый угол поля. Стрельцов отошел от мяча шагов на семь-восемь, разбежался и ударил. Мяч полетел по дуге, затем как бы завис на мгновение над дальней штангой и «сухим листом» спланировал рядом с нею в пустые ворота!

А ведь Стрельцов, между прочим, угловые до того случая ни в «Торпедо», ни в сборной СССР никогда не подавал. Объяснялось это тем, что он принципиально не посылал мяч туда, где партнерам нужно было еще за него побороться. Валентин Иванов в своей книге «Центральный круг» рассказывал: «Помню, стремился выйти на свободное место, открыться именно в тот момент, когда кто-либо из товарищей посылал мяч Эдуарду. Если мне удавалось опередить соперника, то за дальнейшее развитие атаки можно было ручаться. Одним касанием мяча Стрельцов придавал ему нужные направление и скорость полета и выкладывал как на блюдечке мне в ноги».

В конце июля 1963 года мне позвонил в Киев заместитель редактора отдела футбола «Советского спорта» Александр Витенберг (в ту пору я был заведующим украинским корпунктом этой газеты) и спросил, не хотелось ли бы мне съездить на недельку в Одессу, чтобы передать оттуда отчет о матче сборной клубов Москвы (а фактически – сборной СССР) с олимпийской командой Японии. Вопрос показался мне странным. Во-первых, почему на недельку, если требовался отчет об одном-единственном матче? Во-вторых, в этой игре не могло быть сколько-нибудь серьезной борьбы, а в «Советском спорте» отводилось для соревнований подобного рода несколько строк сугубо статистической информации. Отчего я и ответил Витенбергу, что с его заданием может справиться в Одессе любой местный начинающий репортер.

Но Витенберг засмеялся и сказал, что матч с японцами состоится 31 июля, а 25-го прилетит в Одессу, чтобы сыграть в тот же день товарищескую встречу с «Черноморцем», московское «Торпедо». В составе же последнего впервые после пятилетнего перерыва выступит Эдуард Стрельцов!

Это, конечно, меняло дело, хотя я поначалу и не понял, почему Витенбергу захотелось, чтобы в, Одессу съездил заведующий украинским корпунктом, причем съездил только для того, чтобы поделиться затем с ним, Витенбергом, впечатлениями устно, ибо ни одно печатное издание столицы отчет об этом матче (и особенно об участии в нем Стрельцова) ни за что не поместило бы! Ведь когда Стрельцова освободили, наконец, из заключения, было понятно, что его возвращение в большой футбол наткнется неминуемо на бесчисленные препятствия, которые воздвигнут перестраховщики и демагоги[1].

Но почему же не мог полететь в Одессу сам Александр Витенберг или другой сотрудник отдела футбола «Советского спорта»? Дело в том, что редактором отдела футбола, то есть начальником Витенберга, являлся в ту пору Мартын Мержанов. Он же редактировал и еженедельник «Футбол». Мержанов был типичный номенклатурный партийный журналист. «Без устали Мержанов мог восхищаться тем, как глубоко знает футбол И. Зубков, тогдашний заведующий сектором спорта ЦК КПСС, – вспоминает работавший в те времена под началом Мержанова Владимир Пахомов. – Благодаря всем этим кураторам, наставникам Мержанов процветал. Редактор «Футбола» не скрывал своего близкого знакомства с Л. Ильичевым, который в 1958-1965 годах возглавлял отдел пропаганды ЦК КПСС, одновременно с 1961 года являясь секретарем ЦК партии. Мержанов любил повторять, что Ильичев, как и он, болел за «Спартак».

А поскольку за «Спартак» болело по традиции не только руководство ЦК КПСС и Московского городского комитета партии, но и множество более мелких партийных функционеров, Мержанов любил, посмеиваясь, говорить, что в отчизне нашей болельщики футбола делятся на две категории – спартаковцев и негодяев. «Когда же Ильичева лишили высокой партийной должности, – продолжает Пахомов, – Мержанов не осиротел, наладив прочные отношения с ответственным работником ЦК КПСС Ф. Муликовым. Однажды читатели «Футбола» познакомились с заметкой, в которой рассказывалось, как Муликов в молодости играл в футбол». Именно Ильичев, Зубков и Муликов, используя свое положение в директивных органах, добивались строжайшего наказания Стрельцова. Отчего и Мержанов демонстрировал при каждом удобном случае свою неприязнь к Стрельцову, уверяя всех, что тот – обычный, заурядный футболист.

Короче, Мержанов не разрешил бы ни одному из своих подчиненных отправиться за редакционный счет в Одессу, чтобы посмотреть, как играет Стрельцов после пяти лет выпавших на его долю страданий. Я же как заведующий украинским корпунктом «Советского спорта» был от Мержанова независим. К тому же у корпункта был свой фонд командировочных средств. Так я и стал свидетелем события, забыть которое невозможно.

Перед игрой я зашел в торпедовскую раздевалку и, когда увидел Стрельцова, с которым был хорошо знаком, у меня кольнуло в сердце. Я знал, что он был невиновен в том, что инкриминировал ему в 1958 году прокурор. Судебное заседание, как водится при слушании дел об изнасиловании, было закрытым, но в числе других я находился в здании суда. Из зала в коридор выходили свидетели, поочередно выскакивали покурить конвоиры. Казалось, пройдут еще два-три часа, сюда же выйдет оправданный Эдик, и все развеется, как несусветная морока. И вдруг (при объявлении приговора в зал заседаний суда впустили всех) – двенадцать лет лагерей!

...В Одессе, в раздевалке «Торпедо» сидел, зашнуровывая бутсы, уже не юноша с открытым светлым нежным лицом и симпатичным русым коком над высоким лбом, а грузноватый, сильно лысеющий молодой мужчина. У юноши были красивые длинные сильные ноги, теперь же они напоминали колонны. Стрельцов поднял голову, внимательно посмотрел на меня и несколько напряженно поздоровался.

О том, что одесская публика имеет возможность увидеть 25 июля 1963 года игру Эдуарда Стрельцова, местное радио сообщало в тот день несколько раз. «И свыше сорока тысяч зрителей, пришедших на стадион, не ошиблись в своих надеждах, – писала газета «Черономорская коммуна». – На двенадцатой минуте счет был 2:0 в пользу гостей. Центрфорвард «Торпедо» Стрельцов дважды заставил голкипера «Черноморца» Б. Разинского вынуть мяч из сетки. Первый гол Стрельцов забил со штрафного, а второй мяч направил в ворота ударом с хода – столь же сильным, сколь и неотразимым».

«Первый гол Стрельцов забил со штрафного...». Это волшебство мне не забыть никогда. Мяч был положен примерно метрах в восемнадцати от ворот и почти прямо против них. Одесситы выстроили «стенку», прикрывая левую от голкипера сторону. Арбитр, как обычно, суетился, пытаясь отодвинуть игроков на положенные девять метров. В конце концов метрах в шести от мяча «стенка» пятиться перестала. Стрельцов разбежался и ударил. После чего мяч исчез из поля зрения. Где же он? Судья побежал к воротам. И тут, наконец, все увидели мяч. Он лежал в боковой сетке левой от вратаря стойки. Но ведь мяч над «стенкой» не пролетал! Значит, он каким-то образом ее обогнул – сбоку, низом?

Я видел тысячи забитых мячей, сотни из них описывал в отчетах подробно, но этот гол поражает воображение и поныне. После матча, в автобусе, прошу Стрельцова объяснить мне произошедшее. Его рассказ я записал по возвращении в гостиницу, и этот текст привожу далее дословно: «Одесситы «стенку» выстроили неважно, поскольку дальний от вратаря угол был не совсем прикрыт. Я подумал: бить надо туда прямо, с подъема, а главное – быстро, как только судья отойдет. И уже стал разбегаться, когда «стенка» сдвинулась и закрыла штангу: видно, Разинский подсказал. Словом, шансов никаких, но не останавливаться же! Вот на ходу и решил резать по самому краю мяча и как можно сильнее».

Так что если корнер Лобановского был вначале тщательно расчислен, то спонтанное исполнение этого же трюка Стрельцовым и его действительно неповторимый одесский штрафной удар являлись чистой импровизацией, то .есть высшей формой футбольного творчества. Не зря же Григорий Федотов в известном своем разговоре со Стрельцовым сказал: «Я играл, но уж как ты, Эдик, играешь...»

На страницах спортивной прессы кто-нибудь время от времени задает вопрос: как выглядели бы сейчас на футбольном поле все те, кто блистал на нем двадцать, тридцать лет назад? Любопытствуют чаще всего юные читатели, но порою даже (когда берут интервью у специалистов) и сами сотрудники спортивных изданий. Ответ же формулируется в том духе, что лучшие игроки былых генераций не обладали, к сожалению, быстрой техникой, а кроме того, не выдержали бы теперешних физических нагрузок.

Да, конечно, футбол теперь иной, чем двадцать и тем более тридцать лет назад. Тотальный, ультраскоростной, каждый в атаке, каждый в обороне! И все-таки я убежден, что игрою Петра Дементьева, будь он сейчас молод, публика и специалисты футбола восхищались бы так же, как это было в тридцатые годы. И то же самое, уверен, можно сказать о Григории Федотове, Всеволоде Боброве, Эдуарде Стрельцове, не говоря уж о Пеле. Ведь каждого из них «сторожили», «держали», «не пущали», как минимум, два игрока, причем одного из них посылали нередко на поле исключительно с целью «размена», то есть действий по принципу: «нет меня – нет и моего подопечного». Увы, персональных опекунов этого типа и вправду на площадке видно не было, а вот их подопечные, как правило, разыгрывались вовсю! Вспоминаю шутку Константина Щегоцкого, который, узнав, что согласно планам тренеров сборной СССР полузащитник Иосиф Сабо должен на чемпионате мира «выключить» Пеле, сказал, что Сабо сможет выключить там только свет.

Я думаю, что Петр Дементьев, Григорий Федотов, Всеволод Бобров и Эдуард Стрельцов сегодня ни одному из ведущих российских клубов игры бы отнюдь не испортили! Да и скромностью, благородством и бескорыстьем они послужили бы хорошим примером для многих нынешних мастеров спорта.

Не испортили бы, полагаю, сегодня игры и Михаил Якушин, Борис Пайчадзе, Константин Бесков. Лет десять назад, когда Бесков тренировал «Спартак», его попросили охарактеризовать Якушина-футболиста. «Юрий Гаврилов вам нравится? – спросил он. – Вот так же играл в тридцатые годы Якушин. – А потом добавил: – Только еще лучше!»

 "Будь здоров", № 1, 1996 г.

Администратор сайта: apiperski@mail.ru (Александр Пиперски)