Аркадий Галинский. Тренеры футбола

Официальным и даже неофициальным международным футбольным матчам предшествует нынче определенный (и неизвестный широкой публике) протокол. Встреча на вокзале или в аэропорту, с улыбками и цветами. Автобус с игроками (и кортеж легковых машин позади него), мчащийся к одному из центральных и наиболее комфортабельных отелей. Обед в честь руководства прибывшей команды — с участием небольшого количества представляющих обе стороны журналистов, на котором последние получают необходимые сведения. И после игры — как бы она ни закончилась — банкет в одном из лучших ресторанов города, на котором присутствуют и футболисты (они пьют ситро). Тут как бы подводятся итоги случившемуся и высказываются наилучшие пожелания побежденным.

16 ноября 1967 года я получил как корреспондент «Советского спорта» приглашение на обед, который руководство киевского «Динамо» давало в стилизованном ресторане «Мисливець» («Охотник») в честь руководителей польской команды «Гурник». На следующий день обеим командам предстояла первая из двух игр одной восьмой финала Кубка европейских чемпионов. И вот, когда все официальные тосты были произнесены и «слилися речи в шум невнятный», тренер киевского «Динамо» Маслов, подойдя к столику, за которым сидели журналисты, осведомился у меня, что я думаю о завтрашнем матче. Я сказал, что успех «Динамо» зависит во многом от того, как справится киевская защита и полузащита с очень сыгранной польской парой Шолтысик — Любанский.

— Что вы имеете в виду под словом «справится»? — спросил Маслов.

— Только одно: плотную и неусыпную опеку над ними в течение всего матча.

— То есть персональную? — спросил Маслов, - Да.

— Этого не будет, — сказал Маслов. — Ни за что!

— В таком случае, — сказал я, — ваше положение представляется мне безмерно тяжелым.

На следующий день «Динамо», одержавшее незадолго перед тем сенсационную победу над обладателем Кубка европейских чемпионов «Селтиком», потерпело огорчительнейшее поражение от «Гурника» со счетом 1:2. Первый мяч в ворота «Динамо» забил Шолтысик, второй — Любанский. Правда, за пять минут до конца игры киевляне получили реальную возможность сравнять счет: судья назначил в ворота чемпионов Польши пенальти. Но вратарь Костка парировал удар Сабо.

Вечером, на банкете, он поведал о причинах своей удачи. Оказывается, накануне матча футболистов «Гурника» посетили представители польского студенческого землячества в Киеве и, между прочим, сообщили, что Сабо всегда бьет пенальти в правый от вратаря угол. «Вы ведь знаете эти вечные советы болельщиков! — весело рассказывал вратарь. — Я, конечно, не придал им никакого значения, но когда Сабо разбегался, что-то меня кольнуло: «А вдруг?», и я — была не была! — бросился к правой штанге..,»

В конце банкета ко мне подошел мрачный Маслов.

— Побойтесь бога, — сказал я, — чему тут радоваться? «Гурник» вряд ли сильнее «Динамо», и я желаю вам во время матча в Польше учесть полученный урок.

Но и в повторном матче взять верх киевлянам не удалось. Они выбыли из розыгрыша Кубка чемпионов, когда «счастье было так близко, так возможно». А Любанский, персональной опекой которого «Динамо» вновь пренебрегло, снова сделал свое дело. Поражение было тем более досадным, что киевские динамовцы переживали в этот период действительно взлет, пик своей формы. А теперь и выигрыш у «Селтика» казался многим лишь случайной удачей. И, как всегда в таких случаях, решающее значение приобретало то, какие выводы сделает из происшедшего тренер. Неправильно понятое им (или поверхностно проанализированное) поражение от «Гурника» могло отобрать нечто очень существенное в мироощущении команды.

После поражения в Киеве я читал ответы тренера на вопросы корреспондентов и думал: «Молодец, Маслов, не побоялся взять на себя всю ответственность за проигрыш!» Ведь это он честно сказал корреспонденту «Труда»: «Так беспомощно мы еще никогда не выглядели». А затем заявил польским журналистам: «В Киеве мы сыграли плохо». Полагая, что местоимение «мы» тут не более чем описка, я ждал от Маслова — после неудачного повторного матча в Польше — развернутой уже самокритики. «Разве это не сделало бы чести руководителю команды? — спрашивал я в вышедшей в эти дни статье. — Ведь иные тренеры слишком часто любят валить всю вину на игроков!»

Ан нет, вскоре началось знакомое, обычное. Причины поражения? Извольте. В Киеве после первого гола перестал почему-то двигаться один из динамовских игроков, а там, глядя на него, и другой. Затем... Затем выигрышу помешали, разумеется, плохое судейство, резкая игра соперников, непомерный шум на чужом стадионе и т. д. и т. п. И ни слова о том, как же оплошала конкретно защита киевлян, та самая знаменитая и стократ прославленная футбольными журналистами зональная защита чемпионов, которая во многих отчетах и статьях характеризовалась не иначе как «прогрессивная», «современная», «передовая». А ведь в обоих матчах с «Гурником» она походила на дырявое решето.

Но тут я должен сделать довольно скучное отступление в область футбольной тактики и объяснить тем, кто этого не знает, в чем заключается разница между «передовым» зональным принципом обороны и «отсталым», «изживающим себя» персональным. Зональная защита — это если прием мяча не затрудняется, но блокируются наиболее опасные пути перемещения с ним либо его передачи. Персональная — это когда вместе с мячом идет на сближение с вами и соперник, желающий затруднить прием мяча, а по возможности и сразу отобрать его у вас. Зональная защита эффективна лишь в том случае, если маневр всех игроков обороны заранее тщательно разучен и согласован. Но если соперник силен и тоже знает свой маневр, а зубцы зональных шестерен не совпадают — беда.

Персональная защита тоже сложна и в своем роде синхронизированна, если только игроки не разбиваются сразу на противоборствующие пары — я всюду за тобой, ты — всюду за мной. Впрочем, и этот вариант не так уж просто и достаточно эффективен, если его осуществляют хорошие игроки. Но главное — оба принципа не прогрессивны и не реакционны, то есть сами по себе никого не унижают и не возвышают. Есть в футболе, как и в других спортивных играх, еще и смешанные, комбинированные способы защиты. И они, в свою очередь, нисколько не «оппортунистичны», то есть не представляют собою беспринципного соглашательства, союза прогресса и регресса.

Теперь конкретный пример. Для вящей убедительности — из жизни баскетбола. До самого недавнего времени профессиональные баскетбольные команды США придерживались, например, «прогрессивного» зонального метода защиты, нынче же перешли на «консервативный» персональный. Почему? Да потому, что игроки, которых на некотором удалении от щита плотно не опекали, наловчились, в конце концов, расстреливать кольцо со средних дистанций. Плотная персональная опека прекратила их легкую жизнь.

В мировом футболе зональную защиту впервые (и довольно давно) показали южноамериканцы, в Европе же ею заинтересовались, по крайней мере, теоретически лишь тогда, когда сборная Бразилии выиграла два мировых чемпионата подряд, в Швеции и Чили. Зональную защиту в СССР впервые начало практиковать киевское «Динамо», причем сразу же — по мнению многих футбольных журналистов — в первоклассной интерпретации. Подводя итоги 1967 года и основываясь на выигрыше чемпионата СССР киевским «Динамо», футбольный обозреватель Мержанов писал: «Гораздо действенней оказалась зональная система обороны, защитники строят свою игру на взаимопонимании и взаимостраховке и опекают не отдельную «персону», а каждого, кто появится в опасной зоне». Характерно, что этой убежденности не смогло поколебать даже поражение от «Гурника», ибо и после него мы то и дело узнавали из спортивной прессы, что киевские динамовцы под руководством Маслова торят совершенно новые для советского футбола пути, активно (и результативно) отвергая столь распространенный еще у нас метод персональной опеки.

Между прочим, различие в методах обороны требует и иного подхода со стороны тренеров к оценке результатов. Ибо что говорит игрокам тренер-«персональщик»? «Ваша задача, — говорит он одному или двум своим футболистам, — взять «намертво», выключить из игры Бышовца (или Колотова, или Козлова и т. д.). Ясно?» Действительно, что же тут неясного? И если Бышовец (или Колотов, или Козлов и т. д.) забьет гол (либо это сделает с его подачи другой игрок) — у тренера всегда есть с кого спросить, взыскать персонально, есть на кого возложить ответственность. Тренеры продумывают, конечно, и приемы подстраховки ошибающихся защитников. И они совсем не против того, чтобы вы, когда мяч контролируют партнеры, полноценно участвовали в атакующих действиях команды, но как только мяч перешел к соперникам — ваш «визави» и дотронуться до него не должен. Это требует от игрока очень тонких целесообразных перемещений. Наконец, «персоналка» далеко не всегда предусматривает закрепление защитников и полузащитников за какими-то определенными игроками противоборствующей стороны. Сообразуясь с обстановкой, игроки нередко «передают» своих подопечных друг другу. Но во всех вариантах, подчас очень сложных, главное одно: не дать сопернику, где бы тот ни находился, свободно принять мяч, а уж если ему это удалось — вцепиться в него как клещ. Разумеется, в рамках правил, в пределах дозволенной ими норм силовой борьбы. И если вы были рядом с соперником и активно не мешали принять мяч или вести его, а тем более бить по воротам, это с точки зрения «персоналки» ваша грубая ошибка, нарушение заранее обусловленной дисциплины игры.

Иное дело зональный принцип, когда персонально игроков не прикрывают. Тут уже тренеру — коли ошибка произошла — спросить не с кого: ее сделала вся линия обороны, не сумевшая построить соперникам ловушки, западни. Иными словами, вся ответственность за ошибки зональной защиты (включая и полузащитников, и даже некоторых нападающих) ложится на тренера, не сумевшего научить игроков сложным синхронным и красивым маневрам. И вот когда после поражения от «Гурника» многим стало ясно, что киевская «зона» затрещала по всем швам, футбольные журналисты не решались все-таки компрометировать столь «прогрессивное понятие». Выбирая осторожные выражения, они сообщали, например, что футболистам «Гурника» легко было действовать в условиях «разреженной обороны». Хорошо, пусть будет «разреженная оборона». Но какие элементы ее не сработали и почему именно?

Специалистам, во всяком случае, помню, хотелось знать подробности. А специалистов у нас много. На заводах и фабриках, в техникумах и вузах, в воинских частях во главе футбольных секций стоят сотни и сотни, если не тысячи, профессиональных тренеров. Есть наконец и думающие игроки — не только в командах мастеров. Есть студенты физкультурных вузов. Можете не сомневаться, что методика построения и тренировки зональной защиты в футболе их весьма и весьма интересует. Тем более что в учебных пособиях по футболу нельзя найти о ней ничего сколько-нибудь конкретного.

Тут вновь невольно вспоминались те не очень далекие (и не очень веселые) для нашего футбола времена, когда во все команды внедрялась бразильская система. Тоже без «излишних объяснений». А ведь бразильская система не просто механическая расстановка 4 + 2 + 4 или 4 + 3 + 3, это ведь еще и зональная защита! Но поскольку основ тренировки ее никто у нас толком не знал, в командах и «дули» эту самую зону на персональный лад. Что же касается киевской зональной защиты, то смело можно сказать, что успех динамовцам она приносила исключительно в игре против команд со слабо организованной контратакой. А с серьезными, хорошо продуманными контрпостроениями соприкосновения она не выдерживала. Помните историю с вратарем Рудаковым, пропустившим «легкий мяч» от Гусарова? Но если даже допустить, что Рудаков парировал этот удар либо мяч пролетел мимо ворот, факт состоял в том, что партнеры вывели Гусарова один на один с вратарем. Нет, московские динамовцы выиграли этот матч не случайно: они провели в нем немало опасных, острых, а главное, тщательно отрепетированных контратак. И киевская защита к их отражению готова не была.

Дело происходило в апреле 1967 года, и не менее тщательно подготовились к матчу с киевлянами футболисты «Шахтера» в августе. Тем более что в весеннем матче «Шахтер» потерпел в Киеве крупное поражение — 0:3. И, взяв у чемпионов реванш в августе, игроки «Шахтера» были, конечно, несказанно рады. Однако если бы игра в Донецке закончилась вничью или даже обернулась поражением для «Шахтера» (ведь вряд ли кто-нибудь станет отрицать, что в 1967 году киевляне в принципе способны были победить любую команду) — все равно по одному замыслу своему этот матч можно было вписать в творческий актив «Шахтера». Если первую игру в Киеве игроки «Шахтера» провели в основном в обороне, то во второй — твердо решили атаковать и только атаковать! В переднюю линию «Шахтера» стали четыре техничных, сыгранных футболиста: Лобановский, Базилевич, Евсеенко, Пилипчук. Четыре форварда против чемпиона — о, это действительно был смелый шаг! Московское «Динамо» в апреле играло тремя нападающими, чаще же всего соперники киевлян действовали против них двумя форвардами, а то и одним. И киевская защита уже привыкла к этому.

Игра четырех нападающих «Шахтера» была к тому же основательно продумана. Кроме того, команда припасла для киевлян и нечто новенькое. «Динамо» выставило трех полузащитников: Мунтяна, Сабо, Медвидя. Соперники киевлян обычно стремились прикрыть, нейтрализовать их полузащиту, главную, пожалуй, силу чемпионов. «Шахтер» же отрядил против знаменитой тройки двух игроков. Медвидя решили попросту не прикрывать. Этой хитрости (идея принадлежала Лобановскому) чемпионы не раскусили. Дело в том, что энергичный, напористый и достаточно техничный Медвидь являлся, так сказать, линейным игроком полузащиты. Организаторами атак «Динамо» выступали обычно Биба и Мунтян. В их отсутствие — Сабо, Серебряников. Игроки «Шахтера» были убеждены, что, плотно прикрыв Мунтяна и Сабо, а Медвидя оставив свободным, они навяжут последнему совершенно несвойственную ему роль. Через кого будут разыгрывать киевляне? Конечно, через свободного. А что будет делать Медвидь? «Пусть делает что хочет, — убеждал тренера Ошенкова на «производственном совещании» Лобановский. — Важно, что этот вариант у «Динамо» абсолютно не наигран. А наше нападение тем временем доставит киевской защите уйму хлопот».

Так оно и случилось. Столкнувшись с целеустремленной, слаженной во всех деталях игрой массированного нападения, защита «Динамо» допускала промах за промахом. Проще сказать, «Шахтер» в августе 1967 года, а московское «Динамо» еще раньше, в апреле, нащупали ахиллесову пяту киевской обороны. Имевшая обыкновенно дело в чемпионатах страны с минимальным числом форвардов (чаще всего не слишком высокого класса, либо недостаточно сыгранных), она в этих двух матчах в равной степени была застигнута врасплох и тщательно подготовленными, острыми контратаками «Динамо», и четко организованным давлением большого числа форвардов «Шахтера». Показательно, между прочим, что из одиннадцати мячей, пропущенных киевлянами в чемпионате страны 1967 года, пять приходилось именно на эти два матча. И шесть — на тридцать четыре остальных.

Тревожные звонки, как видим, раздавались очень редко. «Но сегодня, хоть и задним числом, — писал я в ту пору, — мы вправе все же заметить: они-то и были предостережением, не услышанным киевской командой».

— Позвольте, а победа над «Селтиком»? — спросит, возможно, кто-либо из читателей. — Куда ее прикажете девать? Разве обладатель Кубка европейских чемпионов не прибег к массированному давлению на киевские ворота? И разве защита «Динамо» не вышла из этого испытания с честью? Получается, значит, что массированные атаки сильнейшей клубной команды Европы киевская защита сумела сдержать, а перед «Шахтером» спасовала?

Вопрос как будто каверзный. Но в том-то и дело, что против «Селтика» киевляне играли совсем иначе, чем против «Шахтера»! В Донецке они по привычке уверенно вышли атаковать, а в Глазго и в повторном матче с «Селтиком» в Киеве массированному натиску шотландцев противопоставили массированную же многослойную оборону, сосредоточивая в ней, как правило, по семь-восемь игроков.

Иной внимательный читатель футбольной периодики может, правда, этому подивиться, зная, что тренер киевлян Маслов неоднократно заявлял о своей приверженности к атакующему футболу. Действительно, он как-то спрашивал даже, целесообразно ли заботиться только о том, чтобы не пропустить гола? И уверял, что сам-то уж никогда не станет на этот «убивающий мечту» путь. Однако на поверку, к вящей славе «Динамо», всякий раз, когда жизнь требовала того, легко жертвовал своими теоретизированиями. Не раз утверждая, что персональная опека якобы «унижает игрока», Маслов тем не менее персонально прикрепил в первом матче с «Селтиком» к самому опасному игроку шотландцев Джонстону защитника Левченко. «С волками жить — по волчьи выть!» — так охарактеризовал, например, Маслов летом того же 1967 года тактику «Динамо» в матче с «Ювентусом», когда киевляне благодаря мощным оборонительным построениям не дали победить себя в Турине чемпиону Италии[1].

Первопричиной неудачи киевлян в матчах с «Гурником», по мнению многих обозревателей, было убаюкивающее влияние победы над «Селтиком»[2]. Действительно, она принесла киевскому «Динамо» такое широкое и единодушное признание на международной арене, какого и по сей день не ведала еще ни одна из наших клубных команд. К тому же ко времени матчей с «Гурником» киевлянам было обеспечено уже звание чемпионов СССР, Это были замечательные достижения. И естественно, огромный успех тренера Маслова. В 1964 году он принял команду, которая только что заняла девятое место, а к концу 1967 года дважды приводил ее к чемпионству и дважды к выигрышу кубка, причем в 1966 году киевляне сделали дубль.

Интересно, каковы же методы работы Маслова? Имеются в виду, конечно, принципиальные, исходные педагогические позиции.

Лет десять назад в Лужниках, на одном из матчей чемпионата страны с участием московской команды «Торпедо», я сидел неподалеку от поля в ложе, где располагаются обычно запасные игроки, тренеры, массажисты, врачи. Игра у торпедовцев почему-то не клеилась, и тогда тренер решил заменить одного из футболистов. День был осенний, с неба сеялся холодный дождичек, и запасной игрок, сняв плащ и стянув с себя тренировочный костюм, слегка размялся тут же у скамьи, а затем отправился на беговую дорожку, к кромке поля, чтобы, дождавшись остановки игры, сменить неудачно выступавшего товарища.

Обычная ситуация. Но то, что произошло в дальнейшем, меня в высшей степени заинтриговало, ибо капитан торпедовцев известный форвард Иванов, когда игра была остановлена, подбежал к этому футболисту и громко (во всяком случае так, что в ложе было слышно каждое слово) сказал, что никакой замены команде не требуется. Смущенно потоптавшись у бровки, запасной игрок возвратился на место, а я взглянул на тренера: интересно, что он скажет, как отреагирует на все это? Однако он лишь безразлично пожал плечами. «Вот тебе и на! — подумал я. — Что же это было? Уж не сговорились ли они с капитаном команды о таком маневре заранее? Желая, скажем, активизировать усилия игрока, который якобы подлежал замене?» Однако после матча я узнал, что догадка моя неверна — команда просто отказалась от замены, предложенной тренером. Ничего подобного, надо сказать, я никогда прежде на футболе не видел.

Впрочем, несколькими годами спустя стал свидетелем подобной сценки вторично. Дело вновь происходило в Лужниках, с тем же тренером, но команда была уже другая — киевское «Динамо». И вновь тренер (а это, как вы догадались, был Маслов) не выразил никаких эмоций, ибо он понимал: игроки отвергли замену не для того, чтобы повредить его авторитету, а единственно для пользы дела. Динамовцы Киева (так же, как и несколько лет назад торпедовцы Москвы) как бы говорили этим тренеру: не беспокойтесь, все в порядке, в игре команды и без замены вот-вот наступит перелом. И не ошибались.

Став свидетелем этой ситуации во второй раз, я уже знал, что Маслов, подобно прославленному своему английскому коллеге Басби, в течение двадцати пяти лет бессменно возглавлявшему «Манчестер Юнайтед», основал — вначале в московском «Торпедо», а затем в киевском «Динамо» — то, что я имел неосторожность назвать впоследствии «театром футболиста», чем и навлек на себя неудовольствие самого Маслова и ряда других лиц из футбольных и околофутбольных кругов. Но пока Маслов был верен этому принципу, он и добивался, как тренер, наибольших успехов. А когда изменил ему, в полной мере познал вкус неудач.

Однако преследовать его неудачи начнут позднее, а в 1964 году, приняв руководство киевским «Динамо», он воодушевленно рассказывал поступившим под его эгиду футболистам о том, что основывает свою работу исключительно на вере в творческую мысль игроков, и горячо призывал их к свободе творчества. Игроки слушали нового тренера, не веря своим ушам. И не удивительно: до Маслова в киевском «Динамо» никогда не работали наставники, придерживающиеся подобных взглядов.

Но в 1967 году, после победы над «Селтиком», Маслов определенно переменился. Каким же образом и отчего? Я думаю (и тогда же писал об этом), что немалую роль тут сыграла футбольная пресса. То тут, то там замелькали статьи и очерки о Маслове, авторы которых, к сожалению, вместо того чтобы понять и подчеркнуть в своем герое главное — его реализм, сметку, практический ум, самобытные методы сколачивания сильных команд, — рисовали нам образ тонкого стратега, изощренного теоретика, основоположника новой тактики футбольной игры. И не мудрено. Ведь слегка додумать, чуть-чуть подкрасить и присочинить всегда легче, чем докопаться до корней, дойти до самой сути. И вот уже болельщиков извещают о том, что Маслов-де еще до Рамсея применил ту самую расстановку игроков, которая принесла последнему успех на лондонском чемпионате и т. д. и т. п.

Между тем есть тренеры и тренеры. Существует и разное понимание роли руководителя команды. И взгляды Маслова в ту пору были диаметрально противоположны взглядам, скажем, Аркадьева или Якушина. Или того же Рамсея. Ибо если команды, во главе которых стояли тренеры типа Аркадьева, Якушина и т. п., можно назвать, используя терминологию искусства, «театром режиссера», то киевское «Динамо» с приходом в команду Маслова стало чем-то вроде «театра актера». И точно так же, как в сценическом искусстве, в футболе оба эти направления важны для его развития. Талантливые тренеры-«деспоты» (это слово не следует понимать буквально: режиссером-«деспотом» был ранний Станиславский) создают интересные ансамбли, обогащают методику тренировки, формируют необходимый им тип игрока, разрабатывают новые тактические структуры. В «театре футболиста» тренер поощряет творчество игроков.

Но и этот театр способен подчас создать нечто новое в области тактики. Киевляне, например, первыми в советском футболе показали игру с освобожденным диспетчером, раньше других команд ввели у нас в полузащиту четвертого игрока, а Турянчик первым из наших защитников стал маневрировать в качестве «свободного» впереди своих партнеров по линии (как это часто делал покойный Пикки в «Интернационале»). И все это рождалось в киевском «Динамо» в зависимости от наличных сил, рождалось (как, например, игра с диспетчером) легко, свободно, порой и стихийно — словом, отнюдь не вынашивалось в кабинете тренера, прижавшего в раздумье ко лбу логарифмическую линейку. Рождалось, конечно, не без участия Маслова, однако самым важным, определяющим в киевском «театре футболиста» было творчество игроков.

Мне казалось, что к газетно-журнальной шумихе, в результате которой Маслову все упорней и упорней прилаживали теоретический венец, сам он должен был относиться с иронией, с прищуром: «Ладно уж, раз надо писать о тренере чемпионов что-нибудь новенькое, необычное, пусть пишут!» Однако после победы над «Селтиком», которая сделала его имя еще более знаменитым (и честь которой в равной степени принадлежала и футболистам, и ему), он... — ну, как бы тут поделикатней выразиться? — не воспринял ли он всю эту литературу о себе как о тренере-«деспоте» всерьез? Так или иначе, но установку на матч с «Гурником» он давал уже, ничтоже сумняшеся, единолично, не посоветовавшись предварительно с игроками. И после проигрыша «Гурнику» в Киеве, причиной которого и была его архинеудачная установка, дал перед повторным матчем точно такие же директивы.

Когда все было кончено, перед Масловым возникла дилемма: либо признать свои ошибки и повести дело как прежде (то есть восстановить решающую роль игроков), либо свалить вину за проигрыш «Гурнику» на какие-то иные обстоятельства, в том числе и на футболистов «Динамо», хотя они и выражали желание учредить в повторном матче с «Гурником» персональный надзор за Шолтысиком и Любанским. Как мы знаем уже, Маслов этим пренебрег. Не захотел он впоследствии признать и структурное несовершенство зональной обороны «Динамо». Он говорил лишь, что в обоих матчах с «Гурником» «хуже обычного сработала система подстраховки».

Значит, какая-то система все-таки была? Какая же? И в чем именно она заключалась? А также отчего она сработала хуже обычного? Это-то и требовало подобных объяснений. В самом деле, на чем базировались маневры киевской зоны? На тщательной ее режиссерской разработке либо на сугубой импровизации? Нескупой обычно на статьи и интервью Маслов хранил тут полное молчание. Но 3 января 1968 года в газете «Советский спорт» была напечатана статья Вита, из которой следовало, что зональную защиту, отличавшую киевское «Динамо» от всех других команд, надо рассматривать в чисто моральном плане — как «отношение к игроку», которому «доверяют» и от которого требуется умение «принимать самостоятельные решения». А такое понимание зональной защиты действительно было новшеством из новшеств. Ибо не только в бразильском футболе, но и во всех спортивных играх без исключения зональная защита является полной противоположностью импровизации, то есть всегда строится на заведомо обусловленных и согласованных, досконально отрепетированных маневрах, обязывающих каждого спортсмена к строгой командной дисциплине. Проще сказать, основывается на всем том, что нынче зовут моделью.

Зона же как импровизация, как наитие? Можно ли представить себе нечто подобное, скажем, в баскетболе? Осведомитесь об этом у любого баскетбольного тренера, и он недоуменно пожмет плечами. Потому что, даже разбудив его среди ночи и спросив, каким образом построена в его команде зональная защита (то есть какова структура перемещений игроков, в каких ситуациях они совершают тот или иной маневр), вы получите самый исчерпывающий ответ. А при желании и познакомитесь с доскональнейшим анализом причин, по которым в том или ином матче зональная защита команды давала трещины и что конкретно было предпринято для их ликвидации впредь. Понимаю, что, будучи знатоком баскетбола, вы можете, конечно, с чем-то в этих объяснениях не согласиться. Ваше право. Но то, что от любого баскетбольного тренера, даже работающего с детскими, юношескими командами, вы получите подробнейшее описание применяемой ими модели, — это уж точно.

Да, матчи с «Гурником» — неприятное воспоминание для тренера Маслова. В отличие от пяти голов, забитых киевлянам в двух встречах 1967 года с московским «Динамо» и «Шахтером», которые не помешали киевскому «Динамо» вновь стать чемпионом страны, три мяча, пропущенные от чемпионов Польши, оказались непоправимыми. Иконографическая литература, как и полагается, обошла эти моменты полным молчанием. По существу вопроса, как мы знаем уже, уклонялся от ответа и Маслов. И я склонен полагать, что тут-то и было положено начало спаду в игре киевского «Динамо», на первый взгляд еще не слишком заметному, но давшему о себе знать уже в будущем сезоне. Чемпионат страны 1968 года киевляне выиграли с гораздо большим трудом, чем два предыдущих. Ведь о том, что зональная защита — ахиллесова пята «Динамо», стало известно во всех командах. Правда, Маслов продолжал еще по привычке утверждать, что персональная защита — бяка, а зональная — будущее футбола, но в 1969 году «Динамо», ничего не изменив в своей обороне, стало еще слабее. Чемпионат страны выиграла московская команда «Спартак», тренер которой Симонян вовсе не считал, что персональная защита, как говорил Маслов, «унижает, оскорбляет» и даже «морально угнетает» прибегающих к ней игроков. Словом, времена, когда в иных командах верили во все это (и, в частности, разрешали киевским форвардам и полузащитникам свободно принимать мяч), прошли безвозвратно. И в 1970 году киевлян уже просто нельзя было узнать. Чуть ли не подряд они проиграли пять принципиальных матчей московским командам «Динамо», «Спартак» и «Торпедо», причем два матча были ими проиграны на своем поле.

И если в Киеве, да и в Москве, Маслову посвящались дотоле многочисленные очерки и статьи (а в Киеве даже стихи и песни), то в августе 1970 года, после проигрыша киевлянами на своем поле матча со «Спартаком», сверкнула и первая молния. На страницах одной из киевских газет видное место было отведено групповому письму болельщиков, которые обвиняли Маслова в развале команды. В письме настойчиво проводилась мысль о том, что начало этому процессу было положено систематическим изгнанием из команды «инакомыслящих» игроков. Указывалось, что Маслов отчислял одного за другим известных и полных сил футболистов: Лобановского, Каневского, Базилевича, Бибу...

Но почему же его не укоряли в этом, когда команда три года подряд выигрывала чемпионаты СССР? Почему в Киеве никто не защищал отчисляемых Масловым мастеров, а, напротив, спешили соглашаться с ним, что все они, мол, игроки «несовременные», «вчерашнего дня» и т. п.? Да неужто Маслов и впрямь отказывался от них в стремлении ослабить «Динамо»? Нет. И если в 1967—1970 годах команда определенно теряла класс, то процесс этот определялся исключительно изменениями во взглядах Маслова. Прежде всего в оценке им самого себя. Ибо его высказывания в период между победой над «Селтиком» и поражением от «Гурника» указывали на то, что он действительно поверил в приписываемые ему прессой качества крупного футбольного теоретика и стратега, отчего он и трансформировался довольно быстро из руководителя «театра футболиста» в тренера-«деспота», единоличного вершителя судьбы команды.

Ход его рассуждений, мне кажется, был таков. Разве это не он принял в 1964 году киевское «Динамо» на девятом месте, а нынче и «Селтик» одолел? Разве не он, застав игроков этой команды растерянными, разобщенными, разделенными на группки, сплотил их в единый боевой коллектив? Разве не понял он сразу ошибку своих предшественников Соловьева, Терентьева и Зубрицкого, которая состояла в том, что они не могли справиться с проблемами, ежечасно рождавшимися из-за чересчур большого числа собранных в «Динамо» первоклассных мастеров? И наконец, кто, как не он, эти проблемы успешно решил?

Парадоксально, но два почти равноценных состава, то есть по два равных в мастерстве игрока почти на каждую позицию, — это скорее плохо, чем хорошо. Ибо как регулировать отношения в команде? Стабильность состава обрекает запасных на несправедливое безделье, игра же в очередь требует от тренера умения создать множество продуктивных вариантов. Множество! Ибо равноценные по классу игроки отнюдь не куклы одной серии. И опытный Маслов сразу стал освобождаться от излишних игроков. Прежде всего от игроков местной, киевской, школы. И главную ставку сделал на футболистов приезжих. Отчего так?

Чемпионат страны, по его мнению, требовал от игроков прежде всего умения противостоять жесткой силовой борьбе, применявшейся большинством команд. В этих условиях, считал он, высокотехничные игроки киевской школы с их стремлением к аритмичной комбинационной игре, то мягкой, то взрывной, команде не нужны. Тогда как приезжие футболисты, пусть тактически менее изощренные и подчас менее техничные, все, как один, прошли суровый курс наук в классе «Б», где не умевшим стоять на ногах неженкам, как известно, делать было нечего.

Но вот вопрос: а как же появились в «Динамо» Мунтян и Бышовец — два типичных представителя киевской школы? В известной мере случайно. В 1966 году перед лондонским чемпионатом мира киевское «Динамо» не только отдало в сборную СССР группу ведущих игроков, но и предоставило к тому же федерации в качестве наблюдателя матчей в одной из подгрупп Маслова. В их отсутствие команда и провела серию матчей, которые обеспечили ей гигантский отрыв от ближайшего конкурента. Так что когда Маслов прибыл из Англии, киевское «Динамо» практически выиграло уже чемпионат. Пресса оценивала эту серию побед чрезвычайно высоко, и тогда-то впервые засверкали имена вчерашних дублеров Мунтяна и Бышовца. Специалисты отмечали их острое тактическое чутье, филигранную технику и т. д., но также и умение твердо стоять на ногах. Ибо под влиянием ориентации Маслова на игроков, способных вести всю игру в высоком темпе и не боящихся схлестнуться с костоломами грудь в грудь, определенную деформацию претерпела и киевская футбольная школа, исподволь готовя молодежь к тому, что футболист, конечно, должен быть техничен, но и не менее того вынослив и боевит.

Лобановский, Каневский, Базилевич, Биба, предпочитая футбол острокомбинационный и аритмичный, относились к новациям Маслова скептически. Но большинству игроков «Динамо» (и в особенности игрокам приезжим) установки нового тренера нравились. Он же, в свою очередь, сделал все, чтобы каждый из поверивших в него футболистов закрепился в основном составе, получил свободу для творчества. Мунтян и Бышовец, однако, твердых мест в команде долго еще не имели.

Когда киевское «Динамо» проиграло «Гурнику», я опубликовал в спортивной прессе несколько статей, анализировавших происшедшее. Одна из них называлась «Что такое «театр футболиста»?» и была помещена 20—21 января 1968 года в газете «Советский спорт». Я призывал в ней Маслова «вернуться на круги своя», и мне казалось, что он поймет происшедшее. Но он в ответ предложил мне возглавить вместо него киевскую команду «Динамо».

А вскоре в Киеве было даже созвано специальное футбольное совещание, предавшее мою статью анафеме. Я был огорчен шумихой, поднятой вокруг моего выступления, но вовсе не потому, что связанные с киевским «Динамо» лица обвиняли меня в недоброжелательном отношении к этой команде. Волновало меня другое. Отвечавшие за судьбу киевского «Динамо» спортивные работники не захотели увидеть сути написанного мною. И таким образом весь произведенный мною анализ игры «Динамо» и ошибок Маслова пропал втуне. Дальнейшие события подтвердили мои предположения, высказанные в статье. И вскоре копья активных киевских болельщиков, местных репортеров и футбольных специалистов были направлены уже в Маслова[3]. Тут он и вовсе растерялся, перестал контролировать ситуацию — и в результате навсегда распростился с командой.

Сейчас, когда я пишу эту книгу, Маслов вновь после десятилетнего перерыва возглавляет московское «Торпедо». Понял ли он все, что с ним произошло в Киеве? Вернется ли к прежним своим основам, которые приносили и ему, и его «театру футболиста» столько выдающихся побед? Трудно сказать. Сезон 1971 года «Торпедо» под его руководством провело очень слабо, и еще до его окончания он произвел в команде операцию, весьма схожую с той, что ознаменовала начальную стадию его работы в киевском «Динамо». В один прекрасный день он сразу отчислил нескольких ведущих игроков «Торпедо», известных футболистов Гершковича, Пайса и Янеца...

Между прочим, в том же 1971 году уже в качестве тренера «Торпедо» Маслов получил возможность взять реванш у «Гурника». На нейтральном поле в Испании. АН нет, снова проигрыш (0:2) и, как назло, снова те же Любанский и Шолтысик растерзали уже торпедовскую зональную оборону. Игра судьбы?

А перед новым тренером киевского «Динамо» Севидовым, который принял команду в 1971 году, открылась поначалу та же картина, что и перед Масловым в 1964 году. Широко известные, техничные, физически крепкие и вместе с тем внутренне растерявшиеся, павшие духом и разобщенные (в командном смысле этого слова) игроки. С чего же начал Севидов, который в течение одного сезона привел эту команду к выигрышу чемпионата страны, причем обеспечил ей первое место за два с лишним месяца до окончания турнира?

Севидов прежде всего обновил защиту и по-новому ее организовал. Он отверг наитие зонального принципа, и вскоре каждый игрок защитной линии уже точно знал, что он должен делать, за кого отвечает, кого и когда подстраховывает, в каких случаях может идти вперед.

Вообще, Севидов представляет собой классический пример тренера-«деспота», тренера-режиссера, каковым только мнил себя Маслов. И в принципе в нашем футболе такой тип тренера не редкость. Тренером-режиссером, например, был в течение довольно длительного периода Бесков. Пока под влиянием целого ряда причин не потерял себя, внутренне не расслабился.

Как-то летом 1969 года, будучи гостем устного журнала Пролетарского райкома ВЛКСМ Москвы и отвечая на вопросы комсомольцев, касавшиеся спорта, я, между прочим, сказал, что к матчу 1 июля между московским и киевским «Динамо» москвичи основательно подготовятся, то есть используют в борьбе против киевлян, в то время еще чемпионов страны, все свои наличные ресурсы.

Это была ошибка, малопростительная для спортивного обозревателя. Московское «Динамо» сыграло 1 июля крайне слабо. И меня лично в какой-то степени могло извинить лишь то, что, отвечая на заданный вопрос, я не знал еще о решении тренера московского «Динамо» Бескова провести этот матч на своем поле в буквальном смысле слова, то есть на стадионе «Динамо» в Петровском парке, а не в Лужниках.

Что означало, однако, это решение? Дело даже не в том, что, думая о предстоящем матче с чемпионами, тренер московского «Динамо» пренебрег интересами сорока с лишним тысяч человек, которые могли стать непосредственными свидетелями игры. Дело и не в том, что бюджет спортивных организаций не пополнился в результате суммой, которую принесла бы продажа сорока с лишним тысяч билетов и которая была бы обращена на ту же физкультуру, тот же спорт (нисколько не ущемив, кстати, и доходных статей самого общества «Динамо»). Хотя и о таких вещах тренерам и спортивным руководителям тоже надо заботиться: ведь с тех пор, как спорт стал зрелищем, он уже не вещь в себе, не состязания ради состязаний. И с этой стороной дела нельзя не считаться не только спортивным руководителям, но и тренерам, педагогам. Тем более что сам фактор зрелищности оказывает известное влияние на внутренние проблемы состязаний и даже на подготовку к ним.

Посудите сами. Если говорить без обиняков, что означало желание Бескова сыграть важный матч не в Лужниках? Разве не то, что течение его в ином месте, чем стадион «Динамо», погружалось, по его мнению, в полнейшую неизвестность, — а тут, «среди родных осин», сулило благоприятные перспективы? Вспоминаю, как незадолго перед тем к подобному решению пришел тренер баскетбольной команды ЦСКА, которая провела матч с «Реал Мадридом» на Кубок европейских чемпионов в собственном зале, вмещающем несколько сот человек, хотя полный сбор в многотысячном Дворце спорта тоже был обеспечен. Но и в «родном» зале матч был баскетболистами ЦСКА проигран. А затем ответный — на поле соперника в Мадриде — блистательно выигран!

Кто-нибудь может сказать, что заботы об «абсолютной свойскости» поля предстоящей борьбы покоятся все-таки на серьезных основаниях. Действительно, хозяева поля тут не только часто выступают в официальных матчах, но и тренируются. И, следовательно, знают каждую половицу в зале, каждую кочку на травяном поле. Да и глазомер спортсменов привык к пропорциям своего зала или стадиона.

Все так, и на первый взгляд эти доводы кажутся вполне резонными. Но лишь поскольку тренеры не принимают во внимание той информации, которая неизбежно, по невидимым проводам поступает к спортсменам обеих команд и неотвратимо впитывается в их сознание, служит изначальным фоном психологической подготовки к предстоящей борьбе. Попросту говоря, спортсмены понимают, что у тренера одной из команд сдали перед важным матчем нервы, и он не верит уже, что его подопечные смогут выполнить определенные тактические установки на ином поле. И фактор этот необратим. Как и не отнять уже у соперников этой команды естественной в таких случаях уверенности, что их боятся, даже очень боятся.

Но вот то, что такого рода ситуация была образована при участии Бескова, показалось мне, по правде говоря, весьма странным. Не потому, что Бесков придерживался в прошлом взглядов, прямо противоположных тем, к которым практически пришел позднее. Но его опыт, опыт! Ведь не кто иной, как сам Бесков, в полной мере уже испытал однажды последствия такого решения. Имею в виду второй матч между динамовскими командами Москвы и Киева 1967 года. И в столице, и во всех концах страны ему предшествовал куда больший интерес, чем к матчу 1969 года, ибо в 1967 году к моменту своей второй встречи обе эти команды лидировали в чемпионате СССР, шли, как говорится, «ноздря в ноздрю» и далеко оторвались от остальных клубов, а первая их встреча, в Киеве (мы уже подробно говорили о ней), закончилась победой москвичей.

Могут сказать, правда, что Бесков, отказавшись в 1967 году от Лужников в пользу стадиона «Динамо», заботился о победе над киевлянами, а не о ничьих с ними, как в 1969 году. Верно. Но в принципе, мне думается, это ничего не меняет. Более того. Даже если бы киевляне и проиграли своим московским одноклубникам 1 июля 1969 года, они бы, в сущности, мало что потеряли[4]: ведь, собственно, чемпионат СССР, который разыграли четырнадцать команд, был еще впереди. А вот в 1967 году благодаря упомянутому решению Бесковым дилеммы «своего поля» киевляне получили изрядную психологическую фору.

В самом деле, ведь в матче с главным своим конкурентом, да еще на его поле, киевлянам нужна была ничья. Не так ли? Но разве сознание того, что москвичи не верят в возможность своей победы в Лужниках, не облегчило киевлянам игры в необычайно важном матче? И не мудрено, что после ничейного его окончания киевский экспресс тотчас же, легко и свободно раздувая пары, понесся к очередному победному финишу, а московское «Динамо», фактически потерпев фиаско, тогда же и выбыло из гонки.

В ту пору, правда, никто не мог упрекать футболистов московского «Динамо» и тренера Бескова в том, что они заняли в чемпионате страны не первое, а второе место. Более того, серебряные медали, добытые командой после нескольких лет кризиса, поблескивали воодушевляюще. И чемпионат 1968 года рисовался динамовцам Москвы и их болельщикам в самых радужных тонах. Целый ряд специалистов и журналистов футбола теперь уже прямо связывал с московской командой «Динамо» серьезные надежды на то, что периоду единовластия киевлян в чемпионате страны приходит конец.

Однако дальнейшие события не подтвердили этих прогнозов. Сезон 1968 года для московского «Динамо» начался с серии оглушительных поражений. Поначалу казалось даже, что команде вообще не выбраться из нокдауна и так-таки до конца сезона пребывать в аутсайдерах, но мало-помалу она выкарабкалась в середину таблицы, а на финише чемпионата буквально вырвала пятое место! Птица Феникс возродилась из пепла, стартовый кризис, конечно, тотчас получил свое объяснение, причем теперь спортивная пресса отдавала должное уже не только футболистам и тренеру, но и руководителям динамовского клуба, которые в тяжелые дни не потеряли веры в Бескова.

Возвратимся, однако же, к матчу динамовских команд Москвы и Киева 1 июля 1969 года и укажем, что он был проигран хозяевами поля, разумеется, не только потому, что игра происходила не в Лужниках, а на Центральном стадионе «Динамо». Да и вообще, рассматривая проблему «родного поля», я имел в виду лишь некоторые особенности психологической подготовки спортсменов, в равной степени касающиеся футболистов и пловцов, легкоатлетов и велогонщиков. Укажу также, что и в дальнейшем, размышляя о том, что происходило, по моим наблюдениям, с московской командой «Динамо», я буду соотносить все исключительно с закономерностями спорта вообще, спорта как такового, а не только футбола. Не исключаю, впрочем, что я располагаю не всей информацией о том периоде. В футболе ведь, как и в театре, не всегда доподлинно известно, отчего такой-то игрок (как и такой-то артист) сыграл хуже или лучше и т. д. и т. п. Но так же, как театральному критику негоже, вероятно, отправляться за кулисы для установления этих обстоятельств в частных разговорах, не стоит скорее всего заниматься подобными расспросами и спортивному обозревателю. Перед ним на протяжении многих лет один за другим разворачиваются спортивные спектакли, и, сидя в зале, то бишь в ложе прессы, он должен стремиться уловить закономерности всего процесса.

Если отбросить психологическую сторону подготовки к матчу 1 июля, он был проигран московскими динамовцами прежде всего «исполнительски», то есть из-за неумения осуществить собственные замыслы. Говоря об этом, я отдаю себе, конечно, отчет в том, что, и полностью реализовав свои замыслы, хозяева поля тоже могли потерпеть поражение — и притом отнюдь не случайно. Могли потерпеть его, даже имея в своих рядах Яшина (к тому времени еще не оправившегося от травмы), а также при условии хорошей формы Козлова, который вышел на поле во втором тайме, но после двухмесячного лечения был далек еще от своей лучшей игры.

Ведь против московского «Динамо» выступала, бесспорно, сильнейшая в ту пору команда. Таким образом, речь идет не столько о практическом результате этого матча, сколько о творческом, то есть таком, о котором московские динамовцы, даже уходя с поля побежденными, могли бы сказать: «Что ж, мы сделали все, что могли, но соперник был лучше. А его ворота просто неуязвимы».

Однако же факты в данном случае состояли в том, что защита чемпионов два или три раза давала москвичам возможность взять киевские ворота, хотя, надо сказать, окончательный счет матча 2:0 и в малой степени не отражал тех возможностей, которые, в свою очередь, предоставляла соперникам защита москвичей. Между тем структурно московские динамовцы избрали в первом тайме откровенно оборонительное построение и лишь впоследствии, в стремлении отыграться, увеличивали последовательно число форвардов с двух до четырех. Это активное построение они с самого начала, между прочим, применили против чемпионов в первом своем матче с ними, на киевском поле. И те, кто видел этот матч по телевизору (либо просматривал отчеты о нем), припоминают, наверное, что борьба в нем была равной (а кое-кто даже склонялся к тому, чтобы отдать предпочтение москвичам). Но вот незадача: отчего же на поле чемпионов Бесков и его футболисты отважились дать им «встречный бой», а на своем поле на это не решились?

Любители футбола помнят, что старт 1969 года у московских динамовцев был как две капли воды похож на прошлогодний и что, таким образом, ко дню своего первого матча с чемпионами им, собственно, нечего было терять. Впрочем, подготовились они к нему самым тщательным образом. И, кстати сказать, в удачном для них исходе этой борьбы я склонен видеть психологический стимул, позволивший московским динамовцам миновать опасную зону предварительного турнира.

Ничья же во втором матче с киевлянами была для москвичей заманчивой вдвойне. Ибо при всей нелегкости тогдашнего их положения у них не могла не теплиться где-то надежда, что в финале им удастся, быть может, достичь прошлогоднего результата, а там УЖ, в 1970 году, ни за что не повторить печальных ошибок 1968—1969 годов. Словом, два очка из четырех возможных, отобранные у киевлян в предварительном турнире (и переходящие в финал!), казались Бескову во всех отношениях важной целью, которую он и пожелал достичь, играя 1 июля с чемпионами с откровенной установкой на ничью.

Но не было ли это решение для самого Бескова некой внутренней капитуляцией? И как сообразовалось оно с его прежними взглядами? Эти вопросы представляются уместными, если учесть, что речь идет об одной из самых ярких и самобытных фигур на нашем тренерском небосклоне.

На матч 1 июля против московского «Динамо» киевляне вышли в лучшем своем (к этому дню) составе.

Построение выражалось цифрами 1 + 4 + 4 + 2, и Маслов не был, наверное, огорчен тем, что московские динамовцы избрали такую же расстановку. Ведь тем самым инициатива как бы заведомо отдавалась чемпионам, особенно если учесть, что в отсутствие Яшина из одиннадцати записанных в протокол московских игроков максимум три-четыре могли сравниться по классу с киевскими. Мне показалось даже, что, желая укрепить своих соперников в правильности их замысла в основном обороняться, киевляне прибегли к некоторым (вполне законным, впрочем) приемам из области «тактики нервов». Так, на разминке москвичи могли увидеть, что, в то время как полузащитники Мунтян и Боговик изящно перебрасываются мячом в центре поля, их коллеги Серебряников и Сабо старательно упражняются в ударах по воротам вместе с форвардами...

Надо сказать, что и сам вышедший на поле состав московского «Динамо» немало удивил знатоков. Ведь тренер Бесков никогда не делал прежде упора на защиту (хотя и придавал ей важное значение), а кроме того, располагал в тот день, как показали дальнейшие замены, не двумя, а четырьмя форвардами, ибо, в конце концов, когда необходимо было уже отыгрываться, направил на подмогу Еврюжихину и Семину еще двух нападающих — вначале Козлова, а затем Ларина. Удивление знатоков вызывала, однако, не сама расстановка 1 + 4 + 4 + 2. Известно ведь, что тем, кто умеет это делать, она дает возможность не только эпизодически контратаковать, но и прочно овладевать инициативой. Поражала прежде всего смелость Бескова, никогда прежде не интерпретировавшего этот вариант. Между тем в нем есть свои тонкости, на изучение которых нужно время.

Прибавьте к этому, наконец, что киевское «Динамо», в частности, особенно поднаторело за годы своего чемпионства именно в одолении подобных вариантов, ибо в тот период отечественные команды выходили против него, как правило, и на своих полях обороняться (исходя из того практического соображения, что с чемпионами и ничья хороша). Но вот матч 1 июля начался, и уже спустя несколько минут всем стало ясно, что у хозяев поля проигрышная позиция. Конечно, в игре бывают случайности, и я допускаю, что бесчисленные атаки киевлян могли и не дать результата (натолкнувшись, скажем, на великолепную игру вратаря). Но такое случается очень редко, и не на это ведь рассчитывал Бесков! Проигрышная же позиция москвичей проистекала вот из чего. До замены Гаджиева форвардом они применяли игру с так называемым «чистым диспетчером», в роли которого и выступал Гаджиев. В соответствии с нею он был освобожден при откате своей команды назад от персональной опеки кого-либо из соперников, чтобы действовать главным образом позиционно (то есть прикрывая какой-то участок, либо на перехватах мяча).

Но диспетчер — это прежде всего распределение, розыгрыш мяча, конструирование игры. Гаджиев, однако, с этой ролью не справился. Впрочем, мне трудно винить в этом самого игрока. Не могу сказать и того, чтобы он был наглухо прикрыт кем-то из киевлян, хотя это при желании могли бы, наверное, сделать и Боговик, и Сабо. Но они присматривали за другими игроками и Гаджиева, казалось, не замечали. Почему же? Разве они не понимали, что Гаджиев — диспетчер? Не знали, что такую фигуру необходимо нейтрализовать прежде всего? Отнюдь.

Диспетчер «Динамо» Гаджиев попал 1 июля 1969 года в переплет, весьма схожий с тем, который пережил тот же Авруцкий, с той лишь разницей, что Авруцкого испытывали не в столь ответственном матче — и притом против значительно более слабой команды. Кроме того, Авруцкому хоть не мешали маневрировать в центральных районах площадки! Гаджиева же просто вытеснили отсюда. Нет, не соперники, а собственные партнеры, боровшиеся за центр с киевскими полузащитниками. В результате большую часть проведенного на поле времени он обретался где-то на левом фланге, впритык к боковой черте. И, даже получив мяч, чаще всего не мог начать отсюда сколько-нибудь плодотворного конструирования контратаки. Здесь сыграло, конечно, какую-то роль и то, что в техническом репертуаре Гаджиева не было безошибочно точного длинного паса — с фланга на фланг, либо через треть, половину площадки, сразу на выход форварду. Наконец, и желая помочь обороне, Гаджиев в условиях матча с киевским «Динамо» был совершенно беспомощен. Киевляне ведь пасуют точно, на перехватах у них особенно не разживешься, а отбирать мяч из-под ног Гаджиев (бывший форвард) тоже не умеет. Так до замены он и остался забытым и соперниками, и собственной командой, которая, избрав оборонительный вариант и остро нуждаясь, следовательно, в каждом «разрушителе», сорок пять минут играла против чемпионов фактически вдесятером.

Иными словами, тактически проигрышная позиция хозяев поля была создана ими же вне зависимости от класса гостей. Ибо, прибегнув к непривычному для себя, не обеспеченному соответствующими игроками и дисциплиной «киевскому» же построению 1 + 4 + 4 + 2 (да еще с «чистым диспетчером», тогда как киевляне после ухода Бибы разыгрывали комбинации «через всех»), московское «Динамо» действительно погружало эту игру для себя в полнейшую неизвестность независимо от того, в каком бы месте она ни происходила: на собственном ли стадионе, в Лужниках или на стадионе в Киеве. Назначение же матча на стадион «Динамо» лишь усугубило внутреннюю нервозность, неуверенность творчески не подготовленной к нему команды.

Всему этому, разумеется, были свои причины. И первая из них, лежащая, так сказать, на поверхности, — кризис команды на старте турнира, когда она так же, как и в 1968 году, проигрывала матч за матчем и все прочнее и прочнее оседала в аутсайдерах. Выбраться из такого положения в спорте действительно необычайно трудно. И то, что динамовцам это все-таки удалось, конечно же, делает им честь. Игрокам и тренеру. В 1969 году на старте им опять было тяжело. Попробуем же уяснить, что именно привел команду, после того как она заняла в 1967 году второе место и считалась потенциальным конкурентом чемпионов, к тяжелым срывам на старте двух последующих сезонов. Ибо, хоть внешне они похожи друг на друга как две капли воды, происхождение их было совершенно различным.

Кризис «Динамо» 1968 года, кстати сказать, получил довольно широкое толкование в спортивной прессе. О нем писали и в момент его возникновения, и в процессе развития, и после его преодоления. Высказывались многие специалисты и обозреватели, довольно подробно изложил свои взгляды на происшедшее сам Бесков. Суммируя эти высказывания, укажем, что особенно тяжело отразилось на команде длительное отсутствие Яшина. Его недоставало «Динамо» на старте 1968 года, тем более что Бесков произвел накануне весьма ощутимое переформирование команды, то есть того самого ее состава, который окончательно сложился до прихода Бескова, а в

1967 году под его руководством занял в чемпионате страны второе место. Такие перестройки, согласитесь, всегда проходят не просто. Но остался ли Бесков верен себе после обрушившихся на него неудач? К ответу на этот вопрос мы еще возвратимся, а покамест отметим, что причины неудач «Динамо» на старте

1968 года были действительно сугубо внутренними и к тому же от тренера во многом не зависевшими. Что касается предварительного турнира 1969 года, который обещал быть крайне напряженным, поскольку в итоге его трем командам из каждой подгруппы предстояло остаться за бортом финала, то к этим состязаниям московское «Динамо» подошло совершенно неподготовленным по причинам иного свойства.

В отличие от 1968 года, когда спортивная пресса подробно анализировала причины стартовых неудач московского «Динамо», срыв динамовцев на старте 1969 года спортивная пресса в деталях не обсуждала. Впрочем, кое-какие версии все-таки выдвигались. Приходилось слышать, например, что неудачи «Динамо» объясняются неправомерностью отхода тренера от сложившихся издавна принципов комплектования команды в основном игроками московской школы. Иными словами, игроки, мол, есть, ансамбль не сложился. Я склонен полагать, однако, что серьезные неудачи поджидали «Динамо» в 1968 году и в том случае, если бы тренер и не дал повода для изложенных выше упреков. Все дело, мне кажется, в том, где и как готовилась, тренировалась в предвидении нового сезона команда.

В этом смысле у нее было много похожего с тем, что происходило в московском «Локомотиве» тремя годами раньше. В 1966 году от «Локомотива», помнится, ждали успехов. Прежде всего потому, что команду только что возглавил Бесков и вокруг него сгруппировалась по обыкновению способная молодежь. Эти надежды, впрочем, подкреплялись еще и тем, что локомотивцы одержали ряд уверенных и красивых побед в спарринговых матчах с сильными и опытными командами Югославии, где железнодорожники провели весь предсезонный сбор. Но, возвратившись с берегов Адриатики, они потерпели в чемпионате страны не менее длинный ряд сокрушительных поражений. И Бесков был от команды отставлен.

А сейчас давайте восстановим по порядку, что происходило в московском «Динамо» тремя годами спустя. Сразу после окончания чемпионата СССР 1968 года динамовцы вылетели в Италию, где в хорошем атакующем стиле сыграли с двумя сильными командами высшей лиги. Затем после короткого перерыва отправились в продолжительное турне по Южной Америке. Имели там успех, затем (без оного уже) сыграли два матча на Черноморском побережье и возвратились в Москву: игрокам необходимо было наконец побывать дома. В Москве тренировались в зале.

Это-то, но еще более того — длительное турне по Южной Америке, где «Динамо» провело долгую череду товарищеских и турнирных матчей, настораживало. Готова ли команда к чемпионату? Ответа долго ждать не пришлось. В точности, как «Локомотив» в 1966 году, московское «Динамо» проигрывало матч за матчем. Проще сказать, Бесков повторил ошибку, сделанную им уже однажды в «Локомотиве». В самом деле, каким задачам служило предпринятое московским «Динамо» длительное турне по Южной Америке? В особенности после такого трудного для команды сезона? Кто-нибудь скажет: вот и поехали, чтобы «разгрузиться» и одновременно исподволь начать подготовку к новому сезону. Так сказать, в облегченных по-своему играх. И правда: для наших команд, действительно облегченных, ибо в Южной Америке, как известно, исповедуют иной принцип футбола, чем в большинстве европейских стран.

Тут надо сказать, наверное, что в самой Южной Америке и, в частности, в Бразилии специалисты уже считали это недостатком. Имея в виду международную перспективу своих лучших клубов, сборных. В связи с чем позвольте предложить вашему вниманию мнение знатока бразильского футбола советского радиожурналиста Фесуненко, несколько лет жившего в Бразилии. «Все без исключения бразильские команды, — пишет Фесуненко, — весьма либеральны в опеке соперников. Игроки «держат» подопечных на дистанции, атакуют соперника лишь после того, как он без помех получит мяч и даже успеет его обработать. Не случайно, сталкиваясь с жесткой опекой европейцев, бразильские футболисты часто теряются, начинают нервничать, ошибаться при исполнении элементарных приемов». Мексиканский чемпионат мира показал, что сборная Бразилии, во всяком случае, изжила этот недостаток. Однако сам чемпионат мира был еще впереди, а я прибег к этой цитате не без умысла, лишь для того, чтобы далее спросить: скажите, а разве не в таком же положении очутились московские динамовцы, приступив к играм чемпионата СССР после длительного своего турне по Южной Америке, где им давали свободно принимать мяч? И не в такой ли ситуации очутился в 1966 году «Локомотив», который провел всю предсезонную подготовку в Югославии, встречаясь там исключительно с местными командами? Ведь югославский футбол тяготеет, как известно, к латиноамериканской манере. Наподобие итальянского, испанского, португальского. Иными словами, «Локомотив» в Югославии и «Динамо» в Южной Америке играли в условиях либеральной опеки, дома же им никто этой форы давать не желал.

Положение обеих команд, «Локомотива» 1966 года и «Динамо» 1969 года, и без того трудное, усугублялось еще и тем, что обе команды — московские, то есть первые матчи чемпионата проводящие исключительно на чужих полях. А ведь проблема своего поля в наших футбольных чемпионатах, как вы знаете, отнюдь не выдумана. Тут уместно, наверное, обратиться к данным статистики, которые из года в год, например, неумолимо показывают, что 75 процентов пенальти и удалений с поля приходятся в пользу гостей. Но это еще не все. Приняв эти 75 процентов за 100, статистики, в свою очередь, установили, что три четверти пенальти и удалений «не в пользу гостей» назначаются именно тогда, когда гости имеют перевес в один мяч или счет ничейный. А подвергнув исследованию обстоятельства, связанные с назначением 25 процентов пенальти в пользу приезжей команды, выяснили, что в трех четвертях случаев судьи давали их в ситуациях, когда перевес хозяев поля выражался минимум в двух мячах. Аналогичная картина характерна для последних лет и в области удалений с поля местных игроков.

Этот анализ не принимал во внимание данных, извлекаемых из матчей московских команд между собой. И справедливо. Ведь у последних во встречах между собой своего поля фактически нет. К тому же вы знаете и то, что судейство футбольных матчей на московских стадионах редко вызывает нарекания. Объясняется это, мне кажется, присутствием на трибунах руководителей федерации футбола и коллегии судей.

Иной читатель, быть может, уже досадует, что я — в который раз! — отвлекся от главной темы. Но в данном случае, показав всю реальность пресловутой проблемы своего поля, мне хотелось подчеркнуть, что на старте чемпионатов СССР 1966 и 1969 годов она усугубляла, конечно, неудачи «Локомотива» и «Динамо», — но не более того! Основная же причина разновременного, но идентичного срыва обеих команд состояла в одинаковых ошибках, допущенных во время подготовки к сезону. Проще сказать, такая же судьба ждала бы, скажем, и любую хоккейную команду, если бы она столь же старательно избегала на протяжении подготовительного цикла тренировок в силовой борьбе, жесткой опеке и т. д. и т. п., предпочтя им, допустим, упражнения в танцах на льду. О, спору нет, умение выписывать на льду различные фигуры полезно для хоккеистов. Так же, как академического характера тренировка в дриблинге, технике обводки и удара по воротам — для футбольных игроков. Но точно так же, как нельзя забывать, что фигуристов не толкают, не берут «на корпус» и не бросают с силой о борт, как в хоккее, так стоило бы помнить о конкретных условиях соревнований, которые ждут дома футболистов.

В этом смысле еще вот что интересно. Точно так же, как «Локомотив» по возвращении из Югославии, динамовцы показали поначалу после приезда из Южной Америки интересную красивую комбинационную игру. Но только в центре поля и на дальних подступах к воротам, где жесткая опека у нас нередко отсутствует. В штрафной же площади все это мгновенно исчезало. Размягченно действовала у «Динамо» защита, которая в силу длительного пребывания в Южной Америке невольно перенимала принятый там стиль. Она передвигалась целесообразно, но давления на свои ворота не выдерживала. И не мудрено: в большинстве европейских стран, и у нас в СССР, немалое значение крепким плечам придают не только защитники и полузащитники, но и нападающие. И голы посыпались в сетку «Динамо»! Я полагаю, их было бы намного больше, если бы в воротах «Динамо» не стоял часто Яшин. Вратари, вообще, проверяются не тогда, когда командам хорошо, а когда им очень плохо. Яшин, конечно, не нуждается в такой проверке, но, я думаю, и тренер, и футболисты, и болельщики «Динамо» в полной мере оценили сделанное Яшиным в ту необычайно трудную для команды пору.

Слышу вопрос: «Но ведь Бесков — опытный, талантливый тренер, как же он мог одну и ту же ошибку сделать дважды?» Сказать по правде, я тоже этого понять не мог. Хотя вообще-то объективные предпосылки для этого были. По крайней мере две. Первая — это опыт самого Бескова, который, будучи несколько лет назад тренером сборной СССР, отважно (и первым из наших футбольных педагогов) увез ее среди зимы на длительный сбор в Мексику, где команда СССР с большим успехом сыграла длинную серию турнирных и товарищеских матчей. Пользу этого предприятия сборная вскоре доказала, обыграв команды Швеции и Италии и выйдя в финал Кубка Европы.

Сборная готовится играть с зарубежными командами, причем разных национальных школ, и поэтому выезд ее на тренировки за рубеж целиком оправдан. Клуб готовится играть с другими клубами своей страны, и за океаном его к этим состязаниям не подготовишь. Ранней весной клубы выезжают на юг, по большей части на Черноморское побережье, в традиционные пункты сборов. И тут тренируются, играют друг с другом на плохих, вязких полях, иногда и без травяного покрытия. «Месят грязь», что сказывается, конечно, на их технической и тактической подготовке. Но нет худа без добра, ибо в этих трудных условиях клубы играют все-таки в тот самый футбол, с которым они столкнутся в чемпионате.

А если вы хотите в спорте не отставать, истина известная: тренируйтесь, обкатывайтесь в условиях, максимально приближенных к соревновательным! Не подумайте, ради бога, что я фетишизирую плохие поля. Пожалуйста, тренируйтесь на идеальных — и даже за рубежом, например в ГДР или Болгарии, в Румынии или Польше, тренируйтесь хоть в Англии, — но только там, где сложился европейский жесткий футбол. Можно съездить, конечно, и в Италию, и в Югославию, и в Южную Америку. На две-три, от силы три-четыре игры. Это будет даже полезно.

Кстати сказать, хорошо помню, что по возвращении игроков сборной в свои клубы после длительного пребывания в Мексике клубные тренеры жаловались, что те плохо вживаются в привычную для клубов манеру игры. Но постепенно, участвуя в матчах чемпионата, они восстанавливали характерное для жесткого футбола «мироощущение». Восстановил его в конце концов и «Локомотив», последующий упадок игры которого объясняется уже иными причинами (и прежде всего многократно описанной тренерской чехардой), само собой должно было восстановиться оно и в московском «Динамо», которое так безжалостно швырял с волны на волну предварительный турнир 1969 года. Верилось, что восстановит, наконец, свое прежнее «мироощущение» и тренер Бесков, которого этот накликанный им самим шторм трепал сильнее, я думаю, чем кого-либо иного. Именно этим, кстати, я объясняю жестокое позиционное поражение «Динамо» в матче с чемпионами, когда Бесков, стремясь к «верной ничьей» на своем поле, обратился к сугубо оборонительной структуре.

Давно известно, что на ошибках учатся. Иные из них бывают даже весьма плодотворными. Во всяком случае, из той, о которой мы вели речь, могут извлечь полезные выводы не только московские динамовцы. Тем паче что это ошибка не футбольная. В Венгрии Футбол величают «царем спорта». Таковым фактически является он и у нас. К нему приковано наибольшее внимание. Достаточно сравнить его популярность с интересом к легкой атлетике, которую почему-то стали именовать у нас «королевой спорта», но которая только в дни наивысших своих празднеств собирает на трибунах столько людей, сколько плохонький футбольный матч.

Все так, но у этой популярности футбола есть не только положительные черты. Имею в виду прежде всего то, что многие специалисты да и журналисты футбола не желают порою знать ничего о спорте вообще, полагая, что у футбола есть какие-то свои особые законы. Это и порождает сплошь и рядом ошибки в собственно футбольном деле. Примеров можно было бы привести много. Мы выбрали один, наиболее характерный, весьма интриговавший в свое время любителей футбола. Они спрашивали: «Что с «Динамо»? В чем дело? Почему?» Ответим на эти вопросы так: «царь спорта» должен понимать неписаные законы своего царства, считаться с ними, ибо спорт ведь совершенно необычное, сугубо демократическое царство, законы которого распространяются на всех его обитателей без исключения[5].

Надо сказать, что в силу самого «царственного положения» нашего футбола его взаимоотношения и контакты со спортом как таковым не скоро еще, вероятно, придут к тем нормам, которые характерны для отношений проблематики всех остальных видов спорта с его общими законами. А хотелось бы, чтобы этот процесс шел быстрее прежде всего в области организации турнира (где футбол много лет упрямо не считается с тем, что класс растет лишь в соревнованиях равного с равным) и в сфере судейства (которое обросло за последние годы таким количеством отклонений от нормы, что на одно их перечисление понадобилась бы, наверное, не одна страница. Не принято у нас почему-то (и считается даже чем-то одиозным, из ряда вон выходящим) критическое рассмотрение деятельности ведущих тренеров футбола. Нет, это не значит, что их вообще возбранено критиковать! Отнюдь, но чаще всего их критикуют именно тогда, когда команды терпят неудачи в важных турнирах, занимают плохие места, а самих тренеров скорее всего ждет отрешение от должности. Либо когда оно уже состоялось.

О, в этих случаях критика их деятельности бывает порой настолько экспрессивной по форме, что самое главное — детальный разбор допущенных ошибок просто отсутствует. И, читая (или слушая) такого рода инвективы, невольно думаешь: а способны ли они принести какую-нибудь пользу и самим тренерам, и всему футболу? Вспоминаю разнос, которому подвергся на футбольных совещаниях и в спортивной прессе тот же Бесков, когда руководимая им сборная заняла второе место в розыгрыше Кубка Европы. Чего только ему, бедному, не инкриминировали! Между тем за год с небольшим сборная под руководством Бескова провела рекордное и по сей день количество матчей (31), и только один-единственный проиграла в финале Кубка Европы на поле соперника (тоже очень сильного) и с разрывом в один мяч. Если бы этот гол не был забит, судьбу Кубка Европы решил бы жребий. Бескова тем не менее отстранили от руководства сборной. Хорошо помню выступление Яшина на футбольном совещании, где вопрос был уже, собственно, предрешен. Яшин сказал, что, не будь этого злосчастного единственного гола, заслуги сборной и ее тренера превозносились бы не менее энергично, чем сейчас отвергаются.

Совершенно верно. Но, с другой стороны, в дни восхвалений такого рода вряд ли можно было бы высказать суждения о недостатках в игре команды и в работе тренера. Повторяю, это характерно только для футбола. В других видах спорта в самые радостные для их представителей дни мы находим рядом и спокойный анализ допущенных просчетов. Чтобы не быть голословным, укажу хотя бы на волейбол, в котором мы также чемпионы и победители всех международных рангов.

Таким образом, предсезонный сбор команды «Локомотив» в Югославии, как и длительное турне «Динамо» по Южной Америке в преддверии сезона, эта ошибка сродни тем, что часто делаются в футболе, как я уже говорил, в силу традиционно пренебрежительного отношения «царя спорта» к законам собственного царства.

Сколько раз я наблюдал, как мечутся в таких капканах футбольные тренеры и как, наблюдая их нервозность, растерянность, теряют веру в своих наставников иные футболисты, вчера еще восхищенно взиравшие на них! Нервничают, понятно, в таких ситуациях, невольно нагнетая и без того тяжелую обстановку, руководители клубов. Но ведь и с них тоже требуют, да и очки (ведь хотим мы или не хотим) неотделимы от спорта! Однако в данном случае, к чести динамовских руководителей Москвы, надо сказать, что они не потеряли веры в Бескова и не поступили с ним так, как в 1966 году руководители «Локомотива» и как вообще слишком часто поступают у нас, увы, с футбольными тренерами.

В отличие от Бескова и Маслова, которые не нашли сил последовательно быть верными себе, тренер чемпионов страны 1971 года Севидов ни разу пока что не отступил от своих взглядов на футбол, как и не бросал вызова законам спорта. Но поскольку у нас главным образом привыкли писать о тренерах, чьи команды постоянно на виду, Севидова долго не замечали даже некоторые футбольные специалисты.

Его тренерский путь вкратце таков. Он начался в 1951 году в команде города Ступино, куда Севидов попал после неизлечимой травмы, полученной в матче «Динамо» (Ленинград) — «Торпедо» в 1946 году. В 1955 году команда города Ступино под руководством молодого тренера пробилась в класс мастеров «Б», а в 1958 году Севидова пригласили старшим тренером команды «Молдова». С 1962 по 1969 год он работал в минском «Динамо». Эта команда занимает при нем третье место в 1963 году, четвертое — в 1965 и 1967 годах, в 1965 году выходит в финал Кубка СССР, где минчане (цитирую по справочнику «Клубы») «после двухдневной невиданной по напряженности борьбы уступили московскому «Спартаку» (0:0, 1:2)». Но, между прочим, в книге Н. Старостина «Звезды большого футбола», своеобразном реестре того, «кто есть кто» и «кто кем был» в нашем футболе, имя Севидова не упоминается. Аркадьев в связи с этим в разговоре со мной заметил: «Знаете, сейчас в футболе трудно как-то стали отличать больших специалистов от маленьких. Скоро ли это пройдет?» В 1970 году Севидов, приняв команду «Кайрат», в течение одного сезона привел ее в высшую лигу.

И когда в 1971 году Севидов отправлялся в Киев, он очень хорошо знал, зачем едет туда. Слишком давно снилась ему возможность работы с игроками того уровня, которыми подолгу располагали Аркадьев, Якушин, Качалин, Маслов, Симонян, Бесков и которых он, Севидов, видел лишь в составах чужих команд.

Каким же образом поставлена у Севидова работа с командой?

— Вы, конечно, вправе мне не отвечать, — говорю я, встретившись с Севидовым летом 1971 года в Киеве, — но я интересовался, что тут думают о вас в футбольных и, так сказать, околофутбольных кругах. И слышал всюду одно и то же: слишком добрый он человек, мягкий, а футболистам, в особенности нашим, нужен человек-хлыст, добром с ними не сладишь.

— Что ж, действительно, — улыбается Севидов, — на футболистов я не кричу, но до сих пор мой характер и моя манера общения с людьми не мешали мне добиваться поставленных целей.

И это сущая правда. Ибо, анализируя творческий путь Севидова-тренера, видишь, что он вовсе не благодушный наставник, так сказать, игрушка в руках спортсменов, и его доброта вовсе не отсутствие твердости, а, напротив, признак безупречного воспитания и силы характера, которому ведомы иные пути к цели, чем грубый нажим и жесткость (то есть отсутствие [ гибкости).

Вот пример характера Севидова в действии. Центрфорвард «Динамо» Бышовец редко выступал в сезоне 1971 года, хотя врачи сочли его вполне выздоровевшим после травмы и сам он находил себя вполне готовым к игре. Да и Севидову готовый к полуторачасовой борьбе Бышовец нужен был позарез: Пузач выбивался из сил, играл с травмами, а третьего игрока на позицию блуждающего, но привычно связанного с полузащитой центрфорварда в «Динамо» не было. И все же готовый, по собственному разумению, к борьбе Бышовец чаще всего оставался на скамье запасных. Севидов ему сказал:

— Толя, надо тренироваться! Для настоящей игры ты не готов, мало двигаешься. Не потому, что не умеешь открываться, запутав чужую оборону, а потому, что у тебя не хватает сил делать это часто и разнообразно.

Для Бышовца, говорит Севидов мне, вопрос стоит очень остро: он привык тренироваться с прохладцей, полагаясь на вдохновение и талант, а с возрастом, увы, надо работать на тренировках все больше и больше. Все на футболе должно сочетаться: раз — обвел двоих-троих, раз — рванулся в открытую зону, раз — в одно касание откинул мяч партнеру, раз — пристопорил, задержал мяч, а потом длинным пасом перевел игру на другой фланг. Играть надо сложно и просто, просто и сложно...

Таково видение футбола у тренера Севидова. Если, конечно, такую игру есть кому осуществить. И таков его подход к игрокам — доброжелательный, но предельно требовательный.

Севидов считает также, что классная футбольная команда должна состоять из гармоничного сочетания игроков разных школ. В противном случае ей грозит опасность монотонной игры, вне зависимости от того, играет она быстро или медленно. Даже если город или республика располагают своей собственной школой футбольного мастерства и школа эта, казалось бы, обеспечивает нужды данного футбольного региона, в команду мастеров, которая на ней базируется, по мнению Севидова, следует вливать «свежую кровь». Севидовское понимание селекции предполагает необходимость присутствия в команде хотя бы одной пятой игроков других школ.

Это стратегия. Тактические же принципы игры, примененные в конкретных условиях киевского «Динамо» 1971 года, были таковы. Соперник отдает инициативу, «Динамо» атакует большими силами. Но не навалом, не надсадно, не монотонно, а мягко разыгрывая мяч по всей площади поля. И внезапные, как выпад, как укол, включения сверхскоростей. Соперник активно борется за середину поля? Тут тоже есть варианты. «Встречный бой». Либо — временами — сознательный проигрыш этой зоны и вручение судьбы игры защитникам. Ибо это, конечно, риск — умышленно задержать в центре поля большие силы, предоставив четырем защитникам и одному полузащитнику справиться с пятью-шестью соперниками. Но если им удается отыграть мяч вперед неожиданно и остро — в центре поля мгновенно вздымается и накатывается на чужие ворота мощная и широкая волна контратаки. Не одним-двумя нападающими — пятью-шестью. Такая контратака — намеренно оставленными впереди большими силами — еще одно грозное оружие чемпиона. Так в течение одного сезона славящийся своей добротой тренер-«деспот» Севидов превратил своих подопечных в команду гибкую, владеющую едва ли не всеми формами игры, в том числе и той, что требует порою отхода большинства игроков в защиту.

И тут еще необходимо сказать, что Севидов и его игроки — не копиисты. Это наша игра, отечественная, то есть не английская, не бразильская, не испанская, не итальянская.

Я уже писал о том, что Севидов начал перестройку игры киевского «Динамо» с реорганизации действий защиты. Одним из ее результатов было приглашение в сентябре в сборную СССР двух игроков этой линии — молодого Матвиенко и тридцатилетнего Соснихина, причем если Матвиенко в 1971 году уже побывал в сборной, то Соснихин получил приглашение после многолетнего перерыва. Не подумайте, однако, что я фетишизирую выбор тренеров сборной. Отнюдь нет. Но если в 1967—1968 годах, когда киевляне были чемпионами СССР, из числа их защитников в национальную команду никого не брали, а в 1971 году пригласили сразу двоих, то кое о чем этот факт все же говорит. Или возьмем того же Соснихина. В последние годы он славился главным образом неспортивным поведением, вспышками грубости. А в 1971 году его тонкая, спокойная, рассудительная игра буквально цементировала всю линию обороны. Но ведь футболисту тридцать лет, он на излете карьеры — каковы же причины подобной метаморфозы? Способной, кстати сказать, продлить период активных выступлений самого Соснихина.

Все три его партнера по линии — Матвиенко, Доценко, Решко — молодые игроки. И запасные Журавский и Белоус — тоже. Соснихин часто играл позади всех, по обстановке подстраховывая каждого, кто почему-либо выпускал с мячом своего подопечного. Он почувствовал ответственность за игру всей линии и ее контакты с вратарем Рудаковым. А в принципе у него ведь были и класс, и техника, и тактическое чутье. И коль скоро в нем наконец-то проснулся, возродился игрок той киевской школы, которая дала советскому футболу Лобановского, Каневского, Бибу, Базилевича и т.- д., а затем Мунтяна и Бышовца, то и незачем ему было уже «рубить», «косить», замахиваться на соперников кулаком. И вскоре игра у него пошла действительно тонкая и красивая, ибо в защите можно играть тонко и красиво, есть у этой линии такая эстетика. Изменились вскоре и полузащитники Медвидь и Трошкин, в прошлые годы то и дело впадавшие на площадке в истерию.

Вспоминается, что начиная с 1967 года многие команды стали ездить на матчи в Киев все с большей и большей опаской. Не оттого, что боялись проиграть (проигрыш киевлянам, да еще на их поле, не позор), а потому, что знали: целый ряд киевских игроков, в особенности Сабо, Серебряников, Левченко, Соснихин, Медвидь, играют дома особенно взвинченно, на каком-то надрыве, и это нередко передается части зрителей, нервирует судей. О том, что обстановка в Киеве переменилась, рассказывали еще в начале сезона 1971 года возвращавшиеся оттуда тренеры и футболисты. Да и некоторые судьи говорили о том же. Тогда я начал ездить в Киев на отдельные матчи. Садился неподалеку от ложи прессы, наблюдая и за ней. Разница была огромная. В 1967—1968 годах немалая часть обитателей здешней ложи прессы порою напоминала тех, на кого рассчитывал, картинно растягиваясь на траве, а затем со сжатыми кулаками подбегая к мнимому обидчику, Сабо. В эти минуты в ложе прессы кое-кто тоже возбужденно вскакивал с мест, размахивал руками, что-то кричал. Работать порой тут было совершенно невозможно. Теперь не то. Я был обрадован, когда в матче с московским «Динамо» стадион несколько раз воодушевленно приветствовал красивую игру Пильгуя, когда на трибунах сопроводили хлопками эффектный удар юного Кожемякина. В киевском болельщике, которого несколько лет будоражили эксцессами на поле и которому дали теперь возможность наблюдать от матча к матчу красивый футбол, многое меняется к лучшему.

[1] Не лишено интереса, между прочим, что после киевского матча «Динамо» — «Селтик» возникла даже своеобразная полемика в прессе. Группа болельщиков киевского «Динамо», искренне убежденная в том, что их любимая команда играет исключительно в атакующем стиле, обратилась в газету «Правда Украины» с возмущением по поводу оценки этого матча в «Известиях», где было сказано, что игре этой «было присуще мучительное однообразие в наступательных действиях гостей и в оборонительных заботах хозяев». Обозреватель «Известий» Федосов писал: «Селтик», стремившийся к победе, напоминал орла, настигшего в открытом поле зайца. Однако известно, что зайцы, обороняясь, нередко наносят сами сильными ногами смертельные раны противнику. Так произошло и здесь. Удар Бышовца за минуту до финального свистка оказался роковым для «Селтика». Ничья — 1:1».

Вот это-то сравнение «Селтика» с орлом, а «Динамо» — с оборонявшимся зайцем и вызвало у авторов письма в «Правду Украины» величайшее негодование. «Предвидим реплику: раздраженные болельщики!» — писали они и объясняли, что речь идет «о чувстве достоинства» и т. д. и т. п. Вот ведь какие страсти подчас разгорались.

[2] С этим, однако, вряд ли можно согласиться. То, что «Гурник» силен, в Киеве знали. Во-первых, игру чемпиона Польши специально ездил смотреть перед встречей в Киеве один из тренеров «Динамо». И он привез отнюдь недвусмысленную информацию. Во-вторых, годом раньше киевское «Динамо» встречалось с «Гурником» в товарищеском матче и потерпело поражение. Но оно, конечно, не имело такого резонанса, как проигрыш в Кубке европейских чемпионов, в котором «Динамо», так сказать, отстаивало честь всего нашего клубного футбола.

[3] Здесь, между прочим, стоит вспомнить, что в качестве наиболее активного критика Маслова в Киеве выступил местный футбольный журналист М. Михайлов, тот самый, который в пору преуспеяния Маслова пел ему хвалу громче всех. И, естественно, обрушиваясь уже на Маслова-неудачника, он ни словом не вспомнил о своей позиции в недавнем прошлом. В чем же состояли выдвинутые М. Михайловым обвинения? На каких фактах они были построены, в чем заключались? Как и в прошлых восхвалениях, в них, к сожалению, не было ничего конкретного. И в конечном итоге у читателей создавалось впечатление, будто Маслова отставили от команды в результате чего-то такого, о чем и писать-то открыто неловко. А ведь ларчик открывался совсем просто. Спортивные причины поражений «Динамо», не будучи осмыслены критически, имели одним из своих последствий и развал внутренней дисциплины. Маслов потерял авторитет и среди футболистов, и среди спортивных руководителей Киева.

[4] В том году чемпионат СССР разыгрывался по двухступенчатой системе, и звание чемпиона страны разыгрывалось в финале, на право участия в котором претендовало четырнадцать команд из двадцати. Матч же динамовских команд Москвы и Киева, о котором тут идет речь, проводился в рамках предварительного турнира.

[5] Когда в 1969 году я рассказывал обо всем этом своему товарищу, спортивному журналисту, находившемуся в курсе всех футбольных дел, он заметил: «Ваша точка зрения имеет право на существование. Однако как вы в таком случае объясните успех московского «Спартака» 1969 года? Ведь «Спартак» значительную часть зимне-весеннего цикла провел в Иране?» Но все дело в том, что иранский футбол отличает европейская манера игры, латиноамериканское влияние в нем не чувствуется. С другой стороны, преимущество, которое имел «Спартак» в спарринговых матчах над местными командами, не могло выработать в спартаковцах самоуспокоения. Не только потому, что эта черта вообще несвойственна «Спартаку», но прежде всего из-за понимания спартаковцами удельного веса иранского футбола на международной арене.

Администратор сайта: apiperski@mail.ru (Александр Пиперски)