О СМЕЛЫХ ГЛАВНЫХ РЕДАКТОРАХ

Когда в 1986 году Виталия Коротича срочно затребовали из Киева, дабы он принял под свою эгиду журнал «Огонек», подоплека его назначения на один из ключевых постов в советской газетно-журнальной редакторской иерархии казалась настолько таинственной, что над ее расшифровкой понапрасну бились даже те, кто почитались в первопрестольной доками по части распознания истинных причин всевозможных номенклатурных продвижений и низложений. И хотя сам Коротич поведал уже в печати о некоторых деталях своего вызова к тогдашнему секретарю ЦК КПСС Александру Яковлеву, генезис его внезапного возвышения остается для многих загадочным и поныне.

Действительно, с какой это стати, господа-товарищи, сладчайшую по тем временам должность, коей ЦК жаловал дотоле за крупные заслуги перед партийной прессой писателей исключительно московских и притом широко известных – Михаила Кольцова, Евгения Петрова, Алексея Суркова, Анатолия Софронова,– отдали вдруг просто так, за здорово живешь, литератору с периферии, о творчестве которого, к тому же если и слыхивали в Москве, то лишь в кругах сугубо профессиональных? Стихи Коротича переводили тут подчас с украинского, как и он в Киеве переводил «на мову» произведения русских собратьев. Изредка публиковались еще в центральной печати его статьи, но и они, не в обиду автору будь сказано, ничем не выделялись среди появлявшихся то и дело в газетах опусов на аналогичную тему, а ежели где-то, возможно, и отмечались с удовольствием, то, полагаю, единственно в тиши неких служебных киевских кабинетов, безымянные обитатели коих надзирали за благонамеренностью украинских национальных литературных кадров.

О чем же писал в своих статьях Коротич? Он делился наблюдениями и впечатлениями, вынесенными из поездок на Запад. Посылали же его туда довольно часто, причем с упором на Канаду, где, случалось, Коротич гостил месяцами. И в своих статьях, то ли присланных из-за океана, то ли написанных по возвращении домой, свидетельствовал, естественно, о гнилости и прели бытия в странах капитала. Проще сказать, Коротич-публицист занимал по отношению к Западу, как было принято тогда говорить, активную наступательную позицию. И этот пафос его статей, я думаю, должен был восприниматься с удовлетворением в тиши упоминавшихся выше кабинетов. Ибо Коротич в пору своей поэтической молодости нет-нет да и допускал то, что квалифицировалось директивными органами как ошибки буржуазно-националистического толка.

О, эти буржуазно-националистические ошибки украинских литераторов! Одного из самых звонких поэтов украинского народа, Владимира Сосюру, долго избивали в прессе лишь потому, что в стихотворении «Любите Украину» он не указал, что надлежит любить не просто Украину, а Украину советскую. Бедный Сосюра каялся, обещал исправиться, после чего стал сочинять декларативные вирши километрами, нашпиговывая эпитетом «советский» едва ли не каждую строфу.

Когда «националистический душок» учуяли в стихах молодого Коротича, идеологический наждак прошелся немедля и по нему. Выводы из суровой проработки Коротич сделал в духе Сосюры, отчего со временем его стали даже поощрять. Между прочим, нечто подобное произошло и с несколькими другими «оступившимися» было стихотворцами того же поколения, то есть украинскими шестидесятниками: исправляя ошибки молодости, они также принялись славить советскую власть на Украине[1] в гуслях и тимпанах. А в качестве награды наиболее даровитые из них получали просторные квартиры в престижных домах, становились главными редакторами республиканских журналов, издательства выпускали одну за другой их книги. Наконец, все чаще и чаще эти поэты стали получать заманчивые командировки в Канаду, страну с наибольшей украинской диаспорой. В ту пору я как раз работал в Киеве собкором центральных газет – вначале «Литературки», затем «Советского спорта» – и поневоле наблюдал превращение задиристых и голосистых украинских петушков в степенных и покладистых каплунов. Впрочем, подобные акции удавались властям не всегда. Василь Стус, например, упрямо продолжал петь свое. И уделом его стали тюрьма, лагерь, ссылка, ранняя смерть. Сейчас Василя Стуса называют на Украине классиком, сравнивают с Тарасом Шевченко.

Скрытый смысл частых канадских вояжей украинских поэтов разъяснил мне мой приятель Владимир Ефременко. Я познакомился с ним в начале 50-х годов во Львове, где он работал в редакции областной газеты. А так как анкета моего приятеля была идеальной – сын заслуженного чекиста, фронтовик, коммунист, обладатель университетского диплома и вдобавок ко всему обаятельная внешность, складная речь, остроумие, легкое перо,– на него просто не могли не обратить своего благосклонного внимания кадровики из партийных органов и КГБ. Ефременко выбрал работу в партаппарате, и вот он уже инструктор Львовского обкома, инструктор украинского ЦК, заведующий сектором ЦК, замзавотделом. Казалось, пройдет еще несколько лет и будет наш Володя стоять во время парадов и демонстраций на киевской правительственной трибуне где-то неподалеку от Щербицкого... Увы, не тут-то было! Вначале – недопустимый для партийной карьеры громкий развод с женой, затем – не менее шумный роман и женитьба на популярном колоратурном сопрано Бэле Руденко и развод с нею. И загремел мой приятель в Министерство культуры УССР. Правда, первым заместителем министра.

В отличие от большинства номенклатурных коллег Ефременко не забывал друзей молодости. Он мог зайти с нами в винный погребок или в ресторан, да и разговоры при этом вел довольно-таки раскованно. Как-то обронил, например, что, сам того не желая, превращается в украинского националиста. Тут я должен заметить, что фамилия моего приятеля – Ефременко – его национальности не отражала. Дело в том, что отец Володи – коренной русак Ефременков – потерял в фамилии окончание «в» по указанию чекистского начальства, когда получал в двадцатые годы назначение на Украину. В советские времена подобная практика редкостью не являлась. Сам вождь и учитель, подписывая как-то во время Великой Отечественной войны приказ Верховного Главнокомандующего, в котором речь шла среди прочего о боевых успехах армии генерала Жидова, изменил попутно фамилию военачальника, превратив его в Жадова.

Однако я отвлекся...

А между тем, будучи уже первым заместителем министра культуры УССР, Ефременко сказал мне однажды, что если и не полностью сочувствует украинским националистам, то, во всяком случае, их понимает. И далее поведал о том, какую выволочку получил от одного из заместителей министра культуры СССР Фурцевой министр культуры УССР Бабийчук только за то, что решился утвердить без одобрения Москвы эскиз значка Украинского театрального общества. Конечно, украинским националистом Ефременко не стал, но это именно он, повторю, объяснил мне, почему некоторых украинских поэтов так часто командируют в Канаду. Во-первых, для пропагандистского влияния на украинскую диаспору, а во-вторых – и это гораздо важнее,– с воспитательной целью. Ведь дома они получали гонорары за каждую опубликованную строку, а не за количество экземпляров книг, реализованных торговлей, тогда как в Канаде не менее способные и притом, чего греха таить, гораздо более образованные пииты украинской диаспоры издавали сборники стихов за свой счет, а на жизнь зарабатывали, трудясь кто в банке, кто в университете, кто на железной дороге, не говоря уже о том, что для путешествия за океан, на свою прародину, доллары копили из зарплаты или пенсии.

Однако какое отношение имеет все вышесказанное к неожиданному в равной степени для московской и киевской писательско-журналистской общественности назначение Коротича главным редактором «Огонька»? В Киеве он занимал (правда, поочередно) кресла главного редактора журналов «Ранок» (украинское подобие «Смены») и «Всесвiт» (аналог «Иностранной литературы»), но под руководством Коротича оба издания, как говорится, звезд с неба не хватали. Сотрудники этих редакций относились к Коротичу хорошо, ибо человек он воспитанный, приятный в общении и к тому же дипломированный врач – того и гляди даст полезный медицинский совет. Но, с другой стороны, и в журнале «Ранок», и во «Всесвiте» коллектив не мог не мечтать о таком главном редакторе, который бы сделал эти издания хоть немного более смелыми, а значит, и более популярными. По совести сказать, мечтания эти были почти неосуществимыми, ведь партийный надзор за прессой нигде не был столь суров в Советском Союзе, как на Украине.

И все же легендарной смелостью отличились там в советское время два главных редактора: Николай Белогуров (газета «Правда Украины», Киев) – в 1967 году и Владимир Кулеба (газета «Комсомольское знамя», Киев) – двадцатью годами спустя. Как это ни удивительно, но обе истории связаны с футболом, еще точнее – с киевской командой «Динамо», сиречь тогдашней национальной украинской святыней.

В 1967 году киевское «Динамо» участвовало в розыгрыше Кубка европейских чемпионов и на старте этих соревнований одолело тогдашнего обладателя кубка шотландскую команду «Селтик». Встречу в Глазго динамовцы выиграли, а повторный матч на киевском поле закончился вничью. В тот вечер победителей чествовали в Киеве многотысячным шествием по Крещатику – с факелами! Подробные отчеты об игре поместили на следующий день все газеты, в том числе «Известия», спецкор которых Борис Федосов писал: «Селтик», стремившийся к победе, напоминал орла, настигшего в открытом поле зайца. Однако известно, что зайцы, обороняясь, нередко наносят сами сильными ногами смертельные раны противнику. Так произошло и здесь. Удар Бышовца за минуту до финального свистка оказался роковым для «Селтика».

Вот это-то сравнение киевского «Динамо» с обороняющимся зайцем и подвигло главного редактора «Правды Украины» Белогурова поместить в своей газете негодующий отклик на публикацию в «Известиях». В истории советской прессы это был просто-таки неслыханный эпизод: местная газета осмелилась резко отчитать центральную. Да какую – «Известия»! Но что еще удивительнее – «Известия» после этого... повинились перед киевским «Динамо». В течение нескольких дней Белогуров демократично ходил на работу пешком, пренебрегая персональной «Волгой», чтобы принимать приветствия и поздравления встречавшихся на пути знакомых киевлян.

Но если в 1967 году украинская футбольная святыня была главным редактором «Правды Украины» Белогуровым мужественно защищена, то двадцатью годами спустя главный редактор газеты «Комсомольское знамя» Кулеба не менее дерзко позволил себе эту святыню охаять, заявив, что другие украинские команды высшей лиги отдают то и дело турнирные очки киевскому «Динамо» по указанию сверху. Номер «Комсомольского знамени» с этой статьей произвел впечатление разорвавшейся бомбы! Ведь на Украине все знали, что покровителем киевского «Динамо» является сам член Политбюро ЦК КПСС и первый секретарь ЦК КПУ Щербицкий, отчего команде был дарован статус неприкасаемости. Даже когда было сверхочевидно, что динамовцы играют неудачно, слабо, украинская пресса объясняла поражения «главной команды республики» либо беззастенчивой грубостью соперников, либо пристрастным судейством, либо кознями чиновников всесоюзной федерации футбола. Вот об этом и говорилось в статье Кулебы.

Таким образом, вряд ли кто-либо сомневался в том, что быть главным редактором газеты «Комсомольское знамя» Кулебе оставалось недолго. Но то ли потому, что Щербицкий как раз начал хворать, то ли оттого, что в 1987 году тоталитарный режим, как мы помним, начал давать сбои, Кулеба уцелел. И осмелел еще больше.

В «Журналисте» уже рассказывалось, что «Комсомольское знамя» (или, вернее, к тому времени – «Коза») явилось единственной на Украине газетой, которая выступила в дни августовского путча против ГКЧП.

Газета и сегодня клеймит местных ультраправых. Рассказывает о том, как народные избранники, депутаты Верховного Совета Украины, судорожно прибарахлялись по допавловским ценам, спешно вселялись в дома улучшенной планировки, приобретали машины, предназначенные для инвалидов и участников войны. Показывает (опять-таки на Украине – в полном одиночестве) позорную бессмыслицу ядерного шантажа, затеянного теми же народными избранниками. Неизвестные лица между тем поджигают двери квартиры Кулебы, нападают на него вечером в подъезде, а лица вполне известные отказывают редакции в бумажных фондах, пытаются выселить ее из дома печати. Вот уж второй год, как газета выходит под новым названием – «Независимость», то есть не побоялась в отличие от «Комсомольской правды» и «Московского комсомольца» потерять читателей. Да, Владимир Кулеба – это вам не Марк Захаров, который, первым вбежав на разминированное поле, потребовал вынести тело Ленина из Мавзолея, но при этом оставил в неприкосновенности название своего театра – «Ленком»...

Итак, Украина знает пока что двух смелых редакторов – Николая Белогурова и Владимира Кулебу. Но если отвага последнего многократно проверена (в одном из недавних номеров «Независимости» рассказывалось, к примеру, о том, как начальник украинского генштаба «толкнул» в частном порядке за рубеж два «Мига» последней модификации), то в опубликованных в 90-е годы воспоминаниях ветеранов-известинцев мужество Белогурова было поставлено под вопрос. Мемуаристы утверждают, что выступить тогда «Правде Украины» поручила Старая площадь. Как, впрочем, она же и приказала «Известиям» извиниться перед киевскими футболистами.

По мнению известинцев, «сварило кашу» могучее болельщицкое прокиевское лобби в Политбюро ЦК КПСС – Подгорный, Полянский, Шелест, Шербицкий. Полагая, что киевская команда – безусловный фаворит Кубка европейских чемпионов, отчего уподобление ее зайцу, оставшись не дезавуированным, негативно отразится на боевом духе футбольного коллектива, вельможная четверка сумела убедить в том же и своих коллег по Политбюро. Так что главный редактор «Правды Украины» выступал в данном случае как обыкновенный исполнитель воли начальства.

Кто-нибудь может спросить: почему задание получил редактор «Правды Украины», а не, скажем, редактор второй равнозначной республиканской партийной газеты «Радяньска Україна»? Да потому только, что «Правда Украины» выходила на русском языке и ей сподручней было критиковать русскоязычный текст «Известий». Впрочем, как вскоре выяснилось, вся эта затея не стоила ломаного гроша. Киевское «Динамо» потерпело поражение на следующем же этапе соревнований от польской команды «Гурник» и благополучно выбыло из розыгрыша Кубка чемпионов. А газета «Правда Украины» (да и вся пресса республики) вину за это возложила на... злокозненных зарубежных футбольных судей...

Но пора возвратиться к Виталию Коротичу, чтобы уяснить, почему предложение возглавить журнал «Огонек» получил в 1986 году именно он, а не Владимир Кулеба, например, раз уж ЦК КПСС понадобилось во что бы то ни стало приглашать смелого редактора из Киева.

«Сенсация, старик, сенсация! – говорит приехавший как раз тогда в Москву и остановившийся у меня Владимир Николаевич Ефременко, давно уже не заместитель министра, а пенсионер республиканского значения и консультант Укрконцерта. – К вам, москалям, едет принимать «Огонек» наш Коротич! Интересно, сообразишь ли, почему выбор пал на него?»

Стол в нашей кухне украшает «горiлка з перцем» и еще кое-что российского уже производства. А поскольку я никак не могу уразуметь, почему на «Огонек» идет Коротич, мой киевский приятель вдохновенно живописует, как за океан, в Канаду, где с 1973 по 1983 год трудился советским послом Яковлев, наезжал то и дело в командировки от различных украинских организаций и очаровывал посла симпатичный интеллигентный поэт. В свою очередь, Яковлев – опальный партийный боярин, доктор наук и гуманитарий до мозга костей, импровизировал далее мой друг Ефременко, не мог не томиться в Оттаве, вдали от столицы и своего кабинета на Старой площади, в предбаннике которого регулярно сиживали, дожидаясь аудиенции у него, первого замзавотделом пропаганды ЦК (при том, что должность заведующего отделом в течение ряда лет пустовала), союзные министры, главные редакторы крупнейших изданий, секретари обкомов, известные писатели и мастера искусств. Но вот, по счастью, продолжал Ефременко, в Оттаве появляется литератор, осведомленный обо всех, пусть даже незначительных, событиях культурной жизни на родине, а это, конечно, очень и очень интересует академически образованного «дипломата поневоле». Под конец Ефременко задает мне вопрос: «Могли ли Яковлев с Коротичем не сдружиться?» И сам отвечает: «Когда в 1985 году Яковлев стал секретарем ЦК по идеологии, Коротич немедленно получил Государственную премию СССР по публицистике за написанную им в 1984 году книгу «Лицо ненависти», обличавшую буржуазную западную культуру и политику, а также украинских буржуазных националистов...»

Должен признаться, что с той поры я не без любопытства наблюдал за деятельностью тандема Яковлев – Коротич, понимая, что главным редактором «Огонька» является, в сущности, не Коротич, а Яковлев, поскольку «Огонек» из номера в номер решительно громил всех яковлевских врагов. Но ничто не вечно под луной! Рухнул ЦК КПСС, очутился не у дел Яковлев, и тут же потухла всемирная слава Коротича, как самого смелого из всех советских главных редакторов. «Огонек» же, оставшись без своего фактически главного редактора, оказался ничуть не более смелым, чем все остальные российские издания.

... Эти строки пишутся как раз тогда, когда семидесятилетний Яковлев вновь получил высокий государственный пост. Теперь, возможно, ему понадобится смелый главный редактор одной из теле- или радиопрограмм. Посмотрим, пригласит ли он на эту роль обретающегося где-то в США Виталия Коротича...

 "Журналист", № 3, 1994 г.

Администратор сайта: apiperski@mail.ru (Александр Пиперски)