МЕХИКО. ГОРЕЧЬ СЧАСТЛИВЫХ ГОРОСКОПОВ

Пресса, радио, телевидение любят брать интервью у героев олимпиад по свежим следам событий. И эти интервью всегда интересны, даже если герои, находясь еще во власти пережитого, не сообщают ничего особенного.

По тем же свежим следам олимпийских событий желает зафиксировать свое мнение и наш брат, спортивный журналист. В особенности, если он может победно указать на то, что его предвидения оправдались. А если минувшие события прогноза не подтвердили? О, на это тоже, конечно, есть свои причины. Но в таких случаях о самом прогнозе чаще всего не вспоминают.

Наконец, задним числом обосновываются оправдания тренеров, чьи подопечные потерпели неудачу. Причем тут иногда выясняются факты, которые непременно должны были привести к нежелательному результату, но прежде почему-то оставались незамеченными.

После чего на некоторое время все стихает – до той поры, пока к выяснению глубинных причин побед, ничьих и поражений не приступают, так сказать, главные специалисты, теоретики спорта. Они делают это в обстоятельных докладах на научных сессиях, а также в специальных сборниках и журналах, отпугивающих болельщика мудреной терминологией и синусоидами графиков.

Мы приступаем к нашему обозрению в период затишья.

Злоба дня миновала, глубинные объяснения впереди.

Такая позиция, несомненно, выгодна.

Тем более что я лично не выдвигал перед Мехико никаких прогнозов,

Больше того, я убежден, что вообще прогнозирование в спорте – неспортивный прием. Не только потому, что чаще всего эти гадания оканчиваются конфузом. Я могу еще понять заядлых спорщиков, игроков по натуре, страсть которых – заключать пари, выигрывать, проигрывать, отыгрываться и т. д. Могу понять человека, участвующего от скуки досуга во всяких гадательных конкурсах. Но увлекающиеся пророчествами спортивные специалисты, спортивные журналисты во многом отрицают, я думаю, самую суть своей профессии.

Я знал, что Леонид Жаботинский очень серьезно готовится к Олимпиаде, знал, что в принципе он может показать в сумме троеборья 600 килограммов и что, если ситуация в Мехико сложится для него благополучно, то есть если он не столкнется с пристрастием судей, не получит травмы (а с 200-килограммовой штангой шутки плохи!), он может одержать победу над молодым американским силачом Робертом Беднарским. Помню, как обозреватели гиревого спорта судили-рядили, чем кончится их борьба. А Беднарский, которому принадлежит часть мировых рекордов тяжелого веса, Беднарский, который публично обещал окончательно расправиться с Жаботинским в Мехико, занял на чемпионате США третье место и не попал в олимпийскую команду своей страны.

Сенсация? Ничуть. Беднарский на чемпионате США думал о борьбе с Жаботинским в Мехико и пренебрег теми, кто вышел пока что на помост национального чемпионата. Жаботинский, ожидавший своего конкурента в Мехико и узнавший, что тот может быть там только среди туристов, легко выиграл первое место. И не установил ни одного рекорда, хотя в последнем движении классического троеборья, толчке, где он невероятно техничен и силен, у него оставалось после победы еще два подхода. Он отказался от них. Почему? Может, из-за отсутствия человека, который обещал расправиться с ним, у него «пропал запал», исчез кураж?

Не знаю. Не исключено, впрочем, что и сам Жаботинский не знает об этом, в точности ничего. И разве все это не интересно, не драматично, не глубоко? Разве не интереснее, чем если бы мы с вами поспорили, кто победит, Жаботинский или Беднарский, а потом один из нас оказался правым?

Живая жизнь спорта интереснее вымученных прогнозов. В поисках же иррационального можно найти и что-нибудь посложнее.

До начала Олимпиады Ян Тальтс был признан нашими обозревателями безусловным фаворитом полутяжелого веса. В прессе мелькали заметки о том, что он вывел на своем штангистском ремне сумму 525 килограммов, не дававшуюся еще ни одному атлету этой категории. Для чего Тальтс написал эту цифру на поясе? Чтобы устрашить конкурентов? Финский силач Каарло Кангасниеми незадолго перед Олимпиадой завладел тремя мировыми рекордами из четырех. Как откликнулись на это наши обозреватели? Приходилось читать, помнится, что есть рекорды и рекорды. Иными словами, что рекорд неизмеримо ценнее, если он приносит победу в непосредственной борьбе с самыми сильными соперниками. Верно. Кангасниеми, действительно, устанавливал свои рекорды в заочной борьбе с Тальтсом. Его лучшая сумма составляла 515 килограммов, Тальтс такого результата не показывал, но у него на поясе было 525. Однако в Мехико Тальтс не поднял и 515, а Кангасниеми, который и на своем ремне никаких целей не обозначал, и не имел опыта борьбы с сильнейшими соперниками на одном помосте, стал олимпийским чемпионом. Спрашивается, может быть, было бы лучше, если бы Тальтс написал цифру 525 на внутренней стороне ремня?

Отношение к соперникам, к правилам состязаний – один из самых важных моментов спорта. Олимпийским чемпионом в стрельбе стал московский инженер Евгений Петров. После того, как он одержал победу, у него брали бесчисленные интервью. Одно из них я услышал по радио. Приняв поздравления интервьюера, Петров сказал, что при перестрелке, которая была назначена после того, как он и его основные конкуренты выбили равное количество очков, ему повезло. Петрова перед Мехико почти никто не знал, и он не писал на прикладе своего ружья: «Победить при перестрелке!». Он скромно и старательно готовился к ответственной борьбе, знал, что претендентов на высший приз много (в том числе и таких, как он сам, – не слишком известных), а победив, сказал лишь, что ему повезло. И в самом деле, если бы повезло другому, ему не в чем было бы себя упрекнуть. Он сделал все, что мог, и не прибегал к всевозможным ухищрениям психологической борьбы.

За день до окончания парусных гонок у киевского инженера Валентина Манкина было столько очков, что настичь его соперникам было уже невозможно. Какой-то репортер обратился к Манкину за интервью, приветствуя его как олимпийского чемпиона. Манкин холодно ответил, что соревнования еще не окончены и победитель выявляется лишь в конце. Он мог не участвовать в последних гонках, наблюдать за ними с берега в бинокль, но вышел на старт, соревновался с полным напряжением сил. Для чего? Конечно, кто не хочет побеждать, тому нечего заниматься спортом. Но не только в победе смысл спорта. Не говоря уж о том, что в спорте нельзя быть победителем бесконечно. Поэтому главное для настоящего спортсмена – не слава триумфатора, а участие в соревнованиях, истинно спортивное отношение к соперникам вне зависимости от достигнутых результатов.

И наши спортсмены в Мехико были именно таковы, в очередной раз продемонстрировав на Олимпиаде, говоря словами журналиста С. Токарева, «спортивно-эстетичеекий идеал своей Родины». Исключения же только подтверждали правило. И мы не станем утверждать, будто от таких исключений гарантированы впредь. Не раз и не два мы еще будем сталкиваться с ними. Но согласитесь, что это уже область характера, сфера воспитанности отдельного человека.

В спортивных кругах было много разговоров о том, что наша баскетбольная команда потерпела фиаско, нацеливаясь в Мехико на первое место и минимальным считая второе, тогда как по силам ей оказалось лишь третье. Но, уверяю вас, этих огорчений не было бы ни в спортивных кругах, ни среди болельщиков, да и не были бы огорчены так сами баскетболисты сборной, если бы не прогнозы, которые усиленно развивал их главный тренер Александр Гомельский.

Еще больше Гомельский повредил своим спортсменам и самому себе, пустившись первым в объяснения случившегося. Я понимаю: он думал – так будет лучше, а вышло гораздо хуже. Потому что тренер должен заниматься своим делом – подготовкой спортсменов и руководством их борьбой на соревнованиях, предоставив другим оценивать результаты. Трудно представить себе режиссера, всякий раз рецензирующего им же поставленные спектакли. В спорте, увы, с этим встречаешься нередко, так что Гомельский в этом смысле не одинок. Я знаю футбольного тренера, который столько написал о себе и о своей команде, что уж и сам, вероятно, не помнит, где и что он утверждал. На примере с Гомельским я останавливаюсь лишь потому, что тут наиболее отчетливо видно, как неспортивное, вмешиваясь в спорт, затрудняет решение и без того сложных проблем.

Еще в 1964 году, перед Олимпиадой в Токио, тренер нашей баскетбольной команды своими многочисленными выступлениями в прессе создал такое впечатление, что олимпийской команде США поражения не избежать. В результате превосходное, замечательное выступление нашей команды, которая уступила команде США в Токио первое место в упорнейшей, равной борьбе (американцам там действительно повезло), в глазах болельщиков стушевалось, поблекло. Перед Мехико Гомельский утверждал уже, что сильны не только американцы. В числе претендентов на первое место он называл бразильцев и югославов. Но последние присутствовали лишь в перечислении, в роли «и др.», а акцент делался все на том же. И еще на том, что наша команда нынче необычайно сильна. В чем же состояла ее сила? Послушаем тренера.

«Через сборную СССР,– писал Гомельский буквально накануне отъезда в Мехико, – прошли 65 лучших баскетболистов страны. Как и положено, в команде осталось двенадцать. Дюжина лучших? Не совсем так. Среди тех 53, которые остались за бортом, есть очень хорошие баскетболисты» кое-кто из них умеет играть получше тех, кто поедет в Мехико. Но мы искали не просто хороших игроков. Мы искали таких игроков, которые умеют играть не так, как они хотят, а так, как надо играть для команды, в которой нет основных и запасных, в которой все двенадцать – игроки основного состава. И мы искали спортсменов, которые не просто умеют играть хорошо, когда противник силен, когда команде худо. Мы искали хорошо играющих бойцов и предпочитали их отличным баскетболистам, но посредственным бойцам – тем, по поводу которых мы опасались, не дрогнут ли они в тяжелую минуту».

Яснее не скажешь. Но матч с югославами проигран. Почему? «Много волновались, нервничали, – сообщал Гомельский из Мехико, – а поэтому неточны были дальние броски, без которых в сегодняшнем баскетболе трудно рассчитывать на успех».

Иными словами, монолитная, идеально послушная воле тренера команда как раз и дрогнула в тяжелую минуту. Кто, следовательно, проиграл важный матч? Прежде всего тренер и его концепция, его ставка на «бойцов», мало понятная, кстати сказать, людям искусства, которые вряд ли согласились бы с тем, что на конкурсы вокалистов или музыкантов следует посылать не тех, кто лучше играет или поет, а тех, кто не дрогнет перед жюри. Наконец, забыв о том, что в его команде «нет основных и запасных», Гомельский сетовал далее на травму одного из игроков и еще на то, что он «не удовлетворен нынешней системой олимпийского турнира», как будто он раньше о ней не знал и как будто она не была одинаковой для всех команд.

Я говорил уже, что отношение к правилам состязаний – один из самых важных моментов спорта. Остается добавить, что отношение – это прежде всего категория нравственная. Спорт действительно не только школа мышц, но и школа духа. Конник Иван Кизимов, прежде чем стать олимпийским чемпионом выездки, участвовал в командных соревнованиях. И тут один из судей, чилиец, всякий раз снижал ему оценки (по сравнению с другими судьями) примерно на двадцать очков. И столь же систематически повышал их на те же двадцать очков фавориту, миллионеру из ФРГ. Понимал ли Кизимов, что происходит? Конечно. Знал ли он, что арбитр этот пренебрег торжественной олимпийской клятвой судей? Разумеется. Однако он соревновался и, выслушав каждый раз несправедливую оценку, не выражал никаких чувств. А когда настала пора индивидуальных соревнований, перед нечестным судьей возникла дилемма: продолжать ли свое некрасивое дело (и неминуемо стать моральным изгоем) либо представить все так, будто это советский спортсмен улучшил качество своих упражнений? И стал судить, как все. А вы, надеюсь, поймете меня, если я скажу, что победа Ивана Кизимова на Олимпиаде мне особенно дорога. Впрочем, даже если бы он проиграл, мое уважение к нему как спортсмену не уменьшилось бы.

Вот почему я рассчитываю на то, что вы и далее поймете меня, если я скажу, что главное в минувшей Олимпиаде состоит для нас в том, что наши спортсмены достойно участвовали в играх, а не в том, сколько они набрали там неофициальных очков. О, говорится об этом отнюдь не потому, что у американцев оказалось на сей раз больше медалей и неофициальных очков. Тем более что перед Олимпиадой в Мехико, как и перед четырьмя ее предшественницами, в которых столь же достойно выступали советские спортсмены, я не выдвигал никаких прогнозов, не считал очков ни до них, ни после. И не раз писал об этом, а в последний раз говорил в предолимпийских обозрениях, которые мне доверила одна из программ телевидения. Однако не подумайте, что я претендую на какую-то оригинальность, тем более изысканность этой точки зрения. Ее вполне самостоятельно разделяет множество людей, в особенности спортсменов. И немалое число любителей спорта к ней приближается.

А то, что некоторые подразделения нашей прекрасной олимпийской делегации, в частности, легкоатлетическое и плавательное, выступили в Мехико гораздо слабее, чем этого ожидали от них отечественные и зарубежные любители и специалисты спорта, что ж, это факт, и он требует своего научного исследования. Теоретики в своих специальных статьях и на конференциях разберутся в этом. Не исключены и чисто организационные неполадки. Однако спокойнее, спокойнее! Даже там, где промахи кажутся очевидными. Наши пловцы до Олимпиады тренировались в бассейне, специально выстроенном для них в живописном высокогорье Кавказа, и даже провели там чемпионат страны, на котором были отобраны сильнейшие. Но в самом ли деле сильнейшие? На Кавказе были показаны отличные результаты, как указывалось в прессе, самые лучшие в условиях гор.

«Ах,– думали мы,– ах, если бы в плавании рекорды фиксировались раздельно – высокогорные и равнинные, как в конькобежном спорте!». Впрочем, наши пловцы и в Мехико прибыли заблаговременно, чтобы продолжить там высокогорную тренировку (и тренировались самоотверженно, упорно), но только получилось почему-то так, что едва ли не все будущие олимпийские чемпионы и рекордсмены плавания готовились к Мехико в обычных, равнинных бассейнах, а на гору взобрались лишь накануне решающих стартов. Нечто подобное, полагают, произошло и с легкоатлетами. И более всего смущены сегодня, кажется, некоторые наши научные работники, чьим рекомендациям неуклонно следовали федерации плавания и легкой атлетики. Да, наука нынче тесно связана со спортом, и тут возникают, как видим, свои проблемы. Однако кому же в них в первую очередь разбираться, как не самой науке?

Мехико позади. Глубинные выводы впереди. Я же преисполнен уважения и к нашим неудачно выступившим в Мехико легкоатлетам и пловцам, но не нахожу в себе этого чувства по отношению к составителям счастливых и несчастливых гороскопов, то бишь неспортивных прогнозов.

 "Советская культура", 16.11. 1968 г.

Администратор сайта: apiperski@mail.ru (Александр Пиперски)