|
После того как из-за несчастного случая ушел с мировой арены Валерий Брумель, нет больше в мире, наверное, чемпиона и рекордсмена, который мог бы сегодня столь безмятежно чувствовать себя на Олимпе, как Леонид Жаботинский, От борьбы с ним отказался даже Юрий Власов. Во всяком случае, после Токио он ни разу не рискнул встретиться с Жаботинским на одном помосте. Но и когда между двумя гигантами еще шел острейший спор, я всякий раз, думая о Жаботинском, рядом с его именем мысленно называл другое – Якова Куценко. Не потому, что Куценко – земляк Жаботинского и в свое время тоже был чемпионом, рекордсменом тяжелого веса. Не потому, что стилем, манерой своих выступлений Жаботинский во многом напоминает Куценко. Оба эти имени вызывают у меня другие ассоциации. Куценко не только вдохновлял Жаботинского своим спортивным путем. Он отвоевал его для тяжелой атлетики у другого вида спорта. Когда в украинских спортивных кругах поняли, что шестнадцатилетний Леня Жаботинский – явление незаурядное, юноша тотчас стал предметом спора двух видов атлетики – легкой и тяжелой. В ту пору наши штангисты боролись уже на равных со знаменитой командой Боба Гоффмана, но советские толкатели ядра, казалось, безнадежно отставали от американцев. И когда тренеры легкой атлетики увидели, как уютно чувствует себя в ладони юного атлета семикилограммовое ядро, как быстро осваивает паренек технику его толкания, они поняли: перед ними будущая звезда. «Пройдет несколько лет, – думали они, – и держись Перри О'Брайен, держитесь, Нидер и Лонг!» Но Леня Жаботинский проявлял еще интерес к «большой железной игре», забавы ради легко играя гирями. Прослышав об этом, Куценко отложил все другие дела (которых у него всегда было по горло), приехал из Киева в Харьков, познакомился с пареньком, который весил около девяноста килограммов, и с его родителями, разговаривал с ними о том, о сем, а, прощаясь, обронил, между прочим, (это для Лени), что для человека, который хочет стать настоящим мужчиной, вряд ли есть спорт более значительный и интересный, чем гиревой. Это, конечно, не так. Для тех, кто хочет стать «настоящими мужчинами», самыми значительными и интересными видами спорта могут быть и настольный теннис, и бадминтон. Но у Куценко была благородная цель, и ради осуществления ее он пустился на хитрость. Мир тяжелой атлетики, кажется, не слишком заботят дела мира легкой атлетики. И наоборот. И тем не менее Куценко свел вдруг знакомство с тренерами легкой атлетики, обнаружив притом неплохое ее знание. Правда, его новые знакомства носили сугубо избирательный характер. Он подолгу беседовал лишь с теми, от кого зависела дальнейшая судьба шестнадцатилетнего харьковского атлета. Потому что Леня Жаботинский в ту пору сам еще не знал, что больше ему по душе – ядро или штанга. И Куценко повел сложные переговоры с тренерами легкой атлетики. Он вкладывал в них все свое красноречие (а лекции Куценко в институте физкультуры, перед любителями спорта, можно было слушать часами!), доказывая, что оба мира – тяжелой и легкой атлетики – наверняка выиграют, если Леня поначалу всерьез займется штангой. Куценко говорил, что, пройдя первичную школу трех классических движений, юноша непременно станет тренироваться и в толкании ядра. Мог же, говорил Куценко, дискобол Виктор Компанеец, чемпион и рекордсмен Украины, быть и мастером тяжелой атлетики! Но в глубине души, я думаю, он знал, что, став тяжелоатлетом, Жаботинский вряд ли уже когда-нибудь прикоснется к ядру. В то время, помню, был у меня разговор с одним человеком. Жизнь обошлась с ним довольно жестоко, и он сам ожесточился. Он мне сказал: – Яков Григорьевич-то ваш, смотрите, как охотится за Жаботинским! Конечно, сам ни одного рекордсмена не воспитал, а теперь рыбка прямо в сети плывет! Но Куценко вовсе не собирался быть тренером Жаботинского. Он вообще не хотел быть чьим-либо персональным наставником. Есть тренеры и тренеры. Одни готовят спортсменов, другие – команды (и руководят их борьбой). Не знаю, чье искусство сложнее, скорее всего, их просто нельзя сравнивать. Куценко в течение многих лет был старшим тренером сборной СССР, и под его началом она одержала немало замечательных побед. На кратковременных сборах, когда сильнейшие атлеты страны поступали в его распоряжение, Куценко лишь помогал им выполнять программы, намеченные для каждого его собственным тренером. И был безупречно корректен в отношениях с этими тренерами. Он лишь своевременно извещал их о сроках и датах, к которым желательно было приурочить близкую к «пику» форму спортсменов. А если видел, случалось, что программа для иного атлета разработана не слишком удачно, его просьбы к тренерам опять-таки выражались в сослагательном наклонении. И, разумеется, он никогда не считал себя соучастником чьих-либо индивидуальных успехов. Он был мастером своего дела – сплочения команды, каждый спортсмен которой выступал как будто за самого себя – и против своего личного, конкретного, соперника, но все вместе чувствовали локоть друг друга, борясь за интересы команды. Куценко был умелым стратегом командной борьбы на самых ответственных соревнованиях, когда на карте стоял спортивный престиж СССР, он был знатоком бесчисленных ее нюансов. В этом смысле, быть может, ему и поныне нет равных. При всем том он был неизменно лоялен по отношению к спортсменам, которые не соглашались с его тактическими маневрами, предлагали свои варианты. Куценко предпочитал в таких случаях свободную товарищескую дискуссию и ничуть не огорчался, если терпел в ней «поражение». ...Он был мастером своего дела... Был умелым стратегом... Как трудно об этом говорить сегодня! Ведь я пишу о живом человеке, в груди которого бьется большое сердце, мысль которого по-прежнему работает неустанно и ясно. Но Куценко сегодня серьезно болен. Несколько лет назад внезапный недуг пытался и вовсе сбить его с ног, и я не преувеличу, сказав, что весь тяжелоатлетический мир в те дни был объят тревогой и болью. Но возвратимся к Жаботинскому. Желая, чтобы он стал именно гиревиком, Куценко добивался этого неспроста. Он был ведь и тренером сборной Украины. После IV Спартакиады, где команда республики заняла первое место, один из лучших наших обозревателей тяжелой атлетики писал, что в этом восхождении есть своя закономерность, и победа эта увенчала более чем десятилетние настойчивые поиски на Украине молодых талантов. «Ты знаешь, – сказал мне Куценко, возвратившись из Харькова, – я ведь искал этого мальчика пятнадцать лет!» Вы, наверное, уже понимаете, о чем идет речь. Спорт немыслим без лидеров, в тяжелой же атлетике положение в этом смысле особое. Незадолго до войны украинская команда представляла собой нечто совершенно исключительное. Говорили, что она одна могла выступить против сборной мира. Конкин, Попов, Донской, Новак, Хотимский, Куценко – их наступление казалось неудержимым. Но война нарушила планы спортсменов. К тому же тяжелая атлетика принадлежит к тем видам спорта, результаты в которых восстанавливаются очень медленно. Лишь спустя 12–13 лет после войны украинский гиревой спорт начал серьезно заявлять о себе. Но после того, что знали тут некогда, – все казалось недостаточным! Были уже и всесоюзные и мировые рекордсмены, были и чемпионы всех рангов, была довольно сильная команда, но одного ей остро не хватало. Чего же? – Рекордов мира в тяжелом весе! – говорил Яков Куценко, – говорил всюду – на лекциях в институте, в публичных выступлениях, в статьях, брошюрах, в беседах с друзьями. «Рекордов мира в тяжелом весе, которые являются венцом гиревого спорта!» – писал он в своей статье, вышедшей за день до того, как его сразил удар. Тяжеловесы – лидеры гиревого спорта. Их абсолютные рекорды вдохновляют все движение, всех спортсменов, вне зависимости от весовых категорий. Медведев, Власов, Жаботинский – каждый из них – его значительные этапы. До них были Куценко и Амбарцумян. Об их соревновании молодые люди могут сегодня узнать только из книг, либо из подшивок газет. Каждый из них то и дело дарил спорту изумительные рекорды. О, начало, середина тридцатых годов! Удивительная пора! В ряде видов спорта возникали необыкновенно острые поединки: в тяжелой атлетике – Куценко и Амбарцумяна, в плавании – Бойченко и Мешкова, в стайерском беге – братьев Знаменских, в прыжках с шестом – Озолина и Раевского, в футболе – «Динамо» и «Спартака»... Это были захватывающие дуэли, за их перипетиями следил весь спортивный мир. И если Знаменские были братьями, то Мешков и Бойченко, Озолин и Раевский, Куценко и Амбарцумян были, право же, не меньшими друзьями, чем они. Не стану описывать подробностей борьбы Якова Куценко и Серго Амбарцумяна. Скажу лишь, что рыцарство было ее девизом. Кто-нибудь, правда, может сегодня сказать, что рекорд Куценко в тяжелом весе, равный 420 кг, под силу нынче рядовому мастеру. Но не следует забывать, что пройти в ту пору психологический рубеж четырехсот килограммов было не менее трудно, чем Жаботинскому теперь замахиваться на шестьсот. Несколько лет назад человек, о котором я упоминал уже выше, сказал мне: – Смотрите, Жаботинскому уже двадцать пять, а где же мировые рекорды? Я задумался. Потом спросил об этом у Куценко. Он сказал: – Не беспокойся, все идет, как надо. В гиревом спорте преждевременные вспышки опасны. Особенно при нынешних нагрузках. Сколько знаем мы сгоревших метеоритов! Леня развивается уверенно, гармонично, кроме того, он – умный человек и умеет проигрывать. А это первый шаг к умению побеждать. Настоящие спортсмены знают: это не парадокс. Сам Куценко тоже умел проигрывать. Когда Амбарцумян отбирал у него тот или иной рекорд, он получал из Киева поздравительные телеграммы. И это не был красивый жест, поза, игра в благородство. Куценко действительно радовался победе Амбарцумяна. Но разве это не создавало и новых стимулов для его собственной тренировки? Вообще, как это нынче свойственно Жаботинскому, Куценко умел счастливо избегать всего, что связано с позой, нарочитостью, желанием непременно приковать внимание к своей личности. А ведь в его жизни в этом смысле было много соблазнов. Он и сегодня необыкновенно красив: римский профиль, глубокие глаза, благородная осанка атлета. В молодости же просто был полубогом. В 1936 году в Париже его называли самым красивым мужчиной мира. Но все это его интересовало мало. Цель своей жизни он всегда видел в другом. Его интересы были широки и многогранны. Когда он тяжело заболел, приходилось слышать сочувственное: «Вот к чему приводит большой спорт, его перегрузки!». Но это не так. Куценко выстоял сейчас благодаря спорту. Я имею в виду не только физическую его основу, но и нравственную – спортивный дух. А болезнь Куценко – результат иной его перегрузки, неистовой, напряженной, многолетней. Все последние годы он сводил часы сна к минимуму, отдавая сэкономленное время работе над своими книгами, статьями, чтению, общественной деятельности. Одна мысль о том, что вот такая-то интересная книга кем-то уже прочитана, а им нет, огорчала его. Уже в зрелые годы, будучи руководителем сборной СССР, заслуженным мастером спорта и заслуженным тренером СССР, имея десятки интересных работ по тяжелой атлетике, он сказал самому себе, что самообразование – это еще слишком мало, что знания должны быть строго систематизированы. И поступил в институт физкультуры, нисколько не стесняясь своих седеющих висков. Он блестяще закончил институт – и двумя годами спустя стал в нем же заведующим кафедрой тяжелой атлетики. И с места в карьер, так же неистово, стал осваивать профессию вузовского лектора, заслужив вскоре и тут любовь студентов. Он не оставлял при этом работы тренера, исследователя, журналиста. Друзья, домашние предупреждали его, что так перегружаться нельзя, что это может кончиться плохо, но он только отмахивался да отшучивался, говорил, что его уже пугали как-то нервным расстройством, когда, устыдившись своих неладов со стилистикой, он решил в два-три года навсегда покончить с ними, стать журналистом – и писать интересно! «Ничего, ничего, – говорил он жене, – выдержу, не страшно...» Но беда все-таки пришла. О том, как стоически Куценко борется сегодня с нею, можно было бы написать отдельно. Но, может быть, достаточно сказать, что он недавно закончил книгу (многие главы которой вышли уже в журнале «Старт»), а сейчас работает над новой. И если бы Куценко спросил меня, как назвать его новую книгу, я бы, вне зависимости от того, какие проблемы она затрагивает, сказал: «Дух спорта». "Комсомольское знамя", 24.10. 1967 г. Администратор сайта: apiperski@mail.ru (Александр Пиперски) |