СЛУЧАЙ В БИБЛИОТЕКЕ
Как и надлежит поступать в делах, связанных с наукой, будем последовательны и абсолютно точны. Будем говорить сухим языком фактов, цитировать документы и лишь в конце позволим себе вывести само собой напрашивающееся заключение.
Кандидат исторических наук А. Ермоленко пришел в Государственную публичную библиотеку Академии наук УССР для чтения книг на предмет научной деятельности.
Пришел не один, с приятелем. И пожелал сдать в гардероб для научных работников на один номер со своей шубой еще и пальто приятеля, – так ему было удобней.
Но работница гардероба Мария Савельевна Ермоленко, однофамилица кандидата наук, усмотрев в этом нарушение правил, отклонила требование своего однофамильца. Кроме того, не помня его в лицо, она попросила кандидата наук показать ей свой читательский билет.
Усмотрев в действиях работницы гардероба подрыв своего научного авторитета, А. Ермоленко пришел в великий гнев и ярость.
Как меру наказания для своей однофамилицы он первоначально проектировал расстреляние, – по счастью, угроза эта осталась лишь на словах. Он обругал нескольких сотрудников библиотеки. Попало при этом и кое-кому из читателей, пытавшихся урезонить разбушевавшегося мужа науки.
Не желая, однако, без всякого следа покинуть поле браня (брани – в буквальном смысле этого слова), А. Ермоленко потребовал напоследок жалобную книгу. И, как подобает беспристрастному историку, жалобу написал обстоятельно и подробно, Инцидент в гардеробе засверкал всеми красками на полутора страницах убористого текста.
Не имея, к сожалению, возможности привести его здесь целиком, ограничимся лишь избранными местами с полным сохранением авторского стиля, орфографии и пунктуации.
Начинает историк издалека: «Давно пользуюсь услугами Государственной публичной библиотеки и привык к корректному и культурному обслуживанию, которым издавна обличается славный колектив нашей библиотеки».
Засвидетельствовав таким образом свое давнее знакомство с библиотекой, А. Ермоленко переходит к непосредственному изложению событий:
«На этом хорошем фоне особенно нетерпимыми и дикими являются грубости и розвязные шельмования, которыми меня сего, дня, т. е. 10-го декабря 1952 г. в 9 час. вечера встретила гардеробщица, обслуживающая посетителей малого научного зала и фамилию которой никто, на удивление, не знает».
Отметив затем, что в гардеробе он был встречен «буквально в штыки», историк повествует далее, что гардеробщица
«...розвязно заявила, что нас «всех следует проверять» и «ни в чем нам не доверять» ибо «изза этого можно пострадать» и т. п.
На мое удивление и замечании на каком основании делаются данные оскорбительные для меня тирады, на мое заверение в том, что я не мошенник, чтобы мне не верить, гардеробщица начала меня всячески оскорблять и поносить с помощью сбежавшихся невесть откуда ее коллег. Последние, не розбираясь в чем дело, скопищем ополчились на меня. Явившись пост-фактум, они всецело взяли подзащиту гардеробщицу и всячески силились выставить меня чуть ли ни как хулигана».
Вслед за .этим А. Ермоленко оживляет описываемую картину наиболее близким для него сравнением и попутно дает общую характеристику места, где «не розбираясь в чем дело, скопищем ополчились на него»:
«Они подняли такой шум и гам, что я не был рад, что зашел в библиотеку, так как мне порой казалось, что я попал на толкучку, а не в святилище и храм книги, какими мне до сих пор представлялись наши библиотеки и какими они в самом деле есть».
Перо историка живописует также отдельные моменты баталии в вестибюле, из которых явствует, что ему грозила насильственная смерть у гардероба:
«Розъяренная толпа сослуживцев гардеробщицы за мои, робко высказанные критические замечания о нетактичном поведении гардеробщицы, буквально угрожала мне самосудом...»
Всего на полутора страничках научного текста 29 орфографических, синтаксических и стилистических ошибок, причем сразу же оговоримся, что трижды встречающееся в нем слово «розвязный» засчитано нами за одну ошибку.
Таким образом, если бы у работницы гардероба М. Ермоленко и возникли подозрения насчет научной принадлежности своего однофамильца, то они, как видим, не были бы лишены некоторых оснований. В Министерстве просвещения УССР, куда мы обратились за консультацией, нам сообщили, что за изложенное подобным образом сочинение ученику пятого класса поставили бы единицу.
Но как совместить это с дипломом Среднеазиатского государственного университета за номером 73786, выданным в 1942 году в г. Ташкенте на руки А. Ермоленко? В дипломе указывается, что А. Ермоленко в 1938 году поступил и в 1942 году окончил полный курс историко-филологического факультета указанного университета и что с этого момента его специальностью и квалификацией являются... русский язык и русская литература. Да, да! Человек, сделавший на полутора страницах 29 ошибок, дающих ему полное право на активное посещение школы для малограмотных, является, как видим, дипломированным филологом!
Правда, Ермоленко не решился применить свои могучие познания, на ниве преподавания русского языка и переквалифицировался затем в историка. Но позволительно задать вопрос: не полезно ли, однако, и историку быть грамотным? И еще один вопрос: только ли в гардеробе так реагирует на критику в свой адрес «розъяренный» кандидат наук?
Впрочем, ответить на этот вопрос легче общественным организациям Института истории Академии наук УССР, где А. Ермоленко состоит в качестве старшего научного сотрудника.
Что касается второй части фельетона, то она уже непосредственно относится к Среднеазиатскому государственному университету, выдавшему А. Ермоленко диплом филолога, а равно и к Ученому совету Украинского института истории и всем другим инстанциям, утвердившим малограмотного человека в ученом звании кандидата исторических наук.
«Литературная газета», 07.02. 1953 г.
Администратор сайта: apiperski@mail.ru (Александр Пиперски)
